Федор Орлов - Месть «Голубой двойки»

— Товарищ капитан, Герой Советского Союза, самолет и экипаж готовы к выполнению боевого задания.

Мне даже неловко стало.

— Вольно! — говорю, — только в будущем докладывайте, как и раньше, без «Героя», коротко, ясно и поскромней.

Наш корабль первым поднялся в воздух — в честь высокой награды мне доверили сегодня право быть флагманом. За нами шли остальные экипажи, цепочку замыкал сам майор Родионов. Не знаю, какое сегодня настроение у других, но если такое же, как у меня, — держитесь, гады, спуску вам не будет!

На следующий день принесли «Правду», и я, наконец, своими глазами увидел Указ…

Одно за другим начали приходить поздравления — от однополчан, из Чувашии, от родных. Кстати, самую первую телеграмму я получил от Вари Расторгуевой, эвакуированной ленинградки, из Кесовой Горы. Слова, сказанные ею в шутку при расставании, оказались пророческими. Но мне не было даже времени толком ответить на все эти поздравления: приходилось особенно много летать, грех было упускать такие погожие августовские деньки.

Как-то к нам приехали артисты из фронтовой бригады — намечался грандиозный концерт. Заглянул в Дом культуры, народу там, конечно, битком. В зале случайно встретил Таисию Михайловну Рябикову, молодую артистку, посвятившую когда-то мне, командиру «Голубой двойки», песню. (Я уже рассказывал, как стал из-за того концерта моим «двойником» борттехник Свечников, каким выгодным авторитетом пользовался он с тех пор у официанток. Кстати, и теперь, хотя у входа в столовую висел огромный плакат — приветствие в честь моего награждения, официантки по-прежнему почему-то отдавали предпочтение, а значит, и добавки, нашему «доктору» Сан Санычу…).

Артистка и сейчас горячо поздравила меня с наградой и попросила обязательно быть на концерте: специально для меня она исполнит песню о Волге. Я, конечно, пообещал и… не сдержал своего слова: через несколько минут экипаж получил срочное боевое задание и улетел на цель. Вернулись мы уже под утро, когда концерт давно закончился, и так чего-то неуютно на душе сделалось… Позже ребята подробно мне обо всем рассказали. Вышла тогда Таисия Михайловна на сцену, радостная, улыбающаяся, и объявила:

— Я спою сейчас свою любимую песню о Волге и посвящаю ее волжанину, сыну чувашского народа Герою Советского Союза Федоту Орлову.

Все захлопали, не жалея ладоней, а артистка выжидающе смотрит в зал. Конферансье спрашивает:

— Капитан Орлов, где вы, откликнитесь!

Но из зала, понятно, никакого ответа. Девушка удивленно вскинула брови, с обидой вздернула плечами. Зрители, конечно, ничего не поняли, но я-то знал, чем была вызвана обида молодой певицы: обещал и не пришел. Вся как-то поникнув, она все же приготовилась петь, и вдруг нарастающий гул моторов ворвался в окна.

— Вот он, Орлов полетел! — крикнул Изе Неймарг, работник отдела разведки эскадрильи, и все снова зааплодировали. Артистка сразу повеселела и запела с большим чувством, прислушиваясь к удаляющемуся шуму моторов.

Но все это, повторяю, я узнал позже, а в тот же вечер «Голубая двойка» летела в тыл врага бомбить склады с боеприпасами и горючим. Ветер был восточный, потому и взлет пришлось производить прямо на городок, а это всегда очень неудобно и рискованно для летчиков-ночников — запросто можно натолкнуться на что-нибудь при наборе высоты. Особенно мозолила нам глаза громоздкая водонапорная башня, торчащая за ДКА — каждый раз мы проклинали в душе строителя, который не мог найти другого места для этой дурацкой башни: ведь рано или поздно собьют ее летчики, и сами с ней вместе покалечатся. С трудом оторвавшись от земли, мой тяжелый корабль нехотя, покачиваясь с крыла на крыло, пролетел над Домом культуры — он сегодня притягивал меня как магнит — и лег курсом на цель. Минут за пять до подхода к ней штурман сбросил световую бомбу, еще через несколько секунд вниз устремились тяжелые фугаски. Там сразу забушевало пламя. Оно было хорошим ориентиром для штурмана, на землю пошла вторая серия бомб.

Во второй вылет зарево пожарищ мы заметили еще далеко от деревни. Я взял курс прямо на огонь. На высоте тысяча двести метров сделал первый заход, потом второй, третий — и так до последней бомбы. Развернулся, посмотрел вниз — светло так, что читать можно. Словом, отбомбились удачно. Позже пришло подтверждение и от наземных войск. Наши пехотинцы взяли в плен немецкого унтер-офицера, который этой ночью находился в нашей «подшефной» деревне. Вот что записал унтер в своем дневнике: «Четырехмоторный бомбардировщик русских сбросил серию бомб на деревню и попал в автомашину, груженную бензином. Вспыхнули стоящие рядом дома. Я упал. Русские перешли к последовательным атакам, так как имели перед собой прекрасную цель. Этого невозможно было выдержать. Дождавшись короткой минуты затишья, я выбежал за околицу. Из разбитых ящиков с боеприпасами летели осколки. Все горело…»

Это были два обычных боевых ночных вылета из ста сорока четырех, сделанных мной на «Голубой двойке».

А на другой день меня почему-то не запланировали в полет. Передали, что назавтра меня вызывают в штаб дивизии, к полковнику Драйчуку. И вот точно в назначенный срок я щелкаю каблуками:

— Товарищ полковник, по Вашему вызову капитан Орлов из двадцать первой ночной эскадрильи явился.

Полковник, поздоровавшись со мной за руку, усадил меня рядом с собой. Я все еще ломаю голову — зачем же вызывали, а сам продолжаю обстоятельно отвечать на все вопросы: как мы работаем, как здоровье и настроение людей и т. д. Между тем, Драйчук то и дело посматривает на часы, потом говорит:

— Сейчас должны прибыть другие товарищи, и мы вместе поедем в штаб фронта. Командующий Северо-Западным фронтом генерал-лейтенант Курочкин будет вручать вам правительственные награды.

Скоро мы уже мчались по Ленинградскому шоссе на маленьком, защитного цвета автобусе. В Валдае часть людей сошла, а мы продолжали трястись по изъезженным фронтовым ухабам. Ехали, как нам показалось, очень долго, и за это время из нас всю душу повытрясло. Как только терпят шоферы: днем и ночью, в любое бездорожье в пути, да, как правило, под огнем противника, целыми сутками за баранкой, ни поесть, ни выспаться толком некогда — нет, так могут работать лишь мужественные, сильные духом люди.

Наконец, мы остановились на какой-то небольшой поляне. Кругом, тишина, которую нарушали только птицы, над головой безоблачное синее небо, с трудом верится, что где-то рядом идет война. Полковник Драйчук скрылся в глубине леса, приказав никуда не расходиться, а мы разговорились, стали знакомиться друг с другом. Впрочем, я и так знал почти всех присутствующих — это были прославленные асы, любимцы всего фронта: летчик-штурмовик Петр Матвеевич Марютин, пилот пикирующего бомбардировщика Василий Порфирьевич Погорелов и его верный штурман Петр Васильевич Беликов, наш мужественный разведчик Григорий Бойко, истребитель Андрей Дегтяренко, летчик Иван Стружкин и его штурман Борис Плашкин и другие. Восемнадцать человек было удостоено звания Героя Советского Союза Указом от 21 июля 1942 года, но сейчас тут собрались далеко не все: кто уже раньше получил Звезду, а кому никогда не суждено узнать о награде: многим это высокое звание присвоено посмертно. Нет сейчас среди нас и моего давнего знакомого, батальонного комиссара Лазаря Сергеевича Чапчахова: недавно он погиб смертью храбрых…