Виктор Петелин - Восхождение, или Жизнь Шаляпина

— Это все ваши картины? — проходя вдоль стены, спросил озадаченный Федор. Чем-то непривычным пахнуло на него с этих картин.

— Да, недавно был на Севере с художником Валентином Серовым. Замечательные, сказочные места… Но и жутковатые, надо сказать. Однажды вышли на палубу, прогуливаемся, никак не можем разобраться в своих чувствах: ведь мы уже за Полярным кругом… Эх, думаем, как хорошо в России даже и здесь. Тихо бьются о борт корабля волны огромного океана, а мы любуемся непогасшей северной зарей, таинственным берегом, на котором возвышаются черные скалы и огромные кресты поморов…

Федор удивленно посмотрел на Коровина.

— Это их маяки… И вдруг перед нами из пучины морской поднимается черная громада, поворачивается, ныряет. Так ныряет, что огромная волна обдает нас с ног до головы. Матрос, видевший нас, простодушно смеется: «Что, выкупал вас? Вон уже где он…» Посмотрели. Огромный кит недалеко от корабля пускает воду фонтаном… Мы видели и лов рыбы, и охоту на моржей, и северное сияние… И вот, Федор, теперь в этом павильоне я старался передать то впечатление, вызвать у зрителя то чувство, которое сам испытал на Севере.

— А кто Ваську разыскал? — спросил Шаляпин, вглядываясь в полотна Коровина. Вроде бы хорошо, просто и сурово, но уж больно непривычно.

— А, — засмеялся Коровин. — Это тоже целая история… Как-то с Серовым мы вышли на этюды рано утром. Выбрали себе место каждый по своему вкусу, сидим на берегу, и такая красота кругом, просто сказочная, фантастическое что-то… У берега глубоко видно дно, а там, под водой, какие-то светлые гроты и большие, в узорах, медузы, розовые, опаловые, белые… Красота! За низкими камнями берега открываются песчаные ложбинки, и в них — низенькие избы, убогие, в одно-два окошка. Я открываю шкатулку, беру палитру, кладу второпях краски. Это так удивительно, красиво — избы на берегу океана. Руки дрожат, так хочется написать это… И вдруг издалека кричит Серов, дескать, беги скорее… Я прибегаю, а перед ним — большой тюлень, смотрит на него дивными круглыми глазами, похожими на человеческие, только добрее. Тюлень услышал мои шаги, повернул голову, посмотрел на меня и сказал: «Пять-пять, пять-пять», ну, словом, что-то вроде этого… И тут вышла из избы старуха поморка и позвала его: «Васька, Васька!» И Васька, прыгая на плавниках, быстро направился к избе. Потом мы его кормили рыбой, любовались его честными красивыми глазами, гладили по гладкой голове, а я даже поцеловал его в холодный мокрый нос…

Коровин и Шаляпин стояли у огромного ящика с тюленем и смотрели на воду. Тюлень снова высунулся из воды и уставился на людей.

— Ух, какие замечательные глазищи! Действительно умней, чем у человека… Можно его погладить?

— Да погладьте, если сумеете, — сказал Коровин.

Только Шаляпин нагнулся к Ваське, как тот снова опрокинулся назад, обдав брызгами Шаляпина.

— Дозвольте просить вас на открытие, — раздалось у них за спиной. В вошедшем Шаляпин узнал мастера, который ругал проект этого павильона.

Коровин повернулся на голос и расплылся в довольной улыбке.

— Федор Иванович, я хочу вас познакомить с моим ругателем. Никак не хотел делать так, как я задумал, ему все хотелось сделать дачку с петушками. А того не понимает, что на Севере невозможно жить в дачках с петушками. Там все просто, сурово, без всяких украшательств. Это наш подрядчик, замечательный мужичище… Бабушкин.

— Дозвольте пригласить вас на открытие, — повторил свое приглашение подрядчик Бабушкин. — Вот сбоку открылся ресторан-с. Буфет и все прочее. Чем богаты, тем и рады… А они кто будут? — спросил у Коровина Бабушкин, показывая на Шаляпина, все еще стряхивавшего брызги со своего длинного сюртука.

— О! — многозначительно протянул Коровин. — Это артист, будущая знаменитость! Так говорит Савва Иванович!

— Савва Иванович говорил?! Ну тогда просите и артиста! А я думал, он так, прохожий… Много их тут сейчас…

— Федор Иванович! В ресторан нас приглашает знаменитый подрядчик Бабушкин. Пойдемте?

— Куда? — спросил Шаляпин.

— Да в ресторан, вот открылся.

— Отлично. Мое место у буфета, — засмеялся Шаляпин.

— Смотрите, какой вы любитель буфета… Это вредно артисту… Нам, художникам, все дозволено, а вы должны беречь свое горло…

— Ничего, пока не отказывает. Только бы Мамонтов не увидел…

Чуть позже Шаляпин и Коровин проходили мимо причудливых ларьков, павильонов. Федора мало волновали торговые операции купцов. Но шумная, крикливая толпа, в которой можно было встретить людей разных национальностей, одетых пестро, фантастически разнообразно, доставляла Шаляпину удовольствие.

Он уже бывал в огромном здании Главного дома ярмарки, где бойко шла торговля в многочисленных магазинах и киосках. Золото, бриллианты, казанское мыло, музыкальные инструменты, шелк, вяземские пряники, бархат, пастила, кружево, фарфор, кухонная посуда, персидские ковры, обувь, детские игрушки, восточные ткани, меха, готовое платье — около всего этого разнообразия сновали и покупатели, и праздные зеваки… А бывало и так, что местные воры и заезжие «гастролеры» присматривались к товарам совсем с другими целями… И сколько уже было грабежей…

А на перекидных балконах неумолчно играли три духовых оркестра. Говорливый разноязыкий людской поток понес Шаляпина к пассажу Главного дома, затем на площади и улицы ярмарки.

Здесь тоже интересно, и много колоритного люда, забавных уличных сценок, до которых был так охоч молодой Шаляпин. Его привлекают и длинные ряды каменных помещений, в которых такое изобилие промышленных товаров: и тульские самовары, и москательные товары, кожа, обувь, железо, глиняная посуда, сани, телеги, хомуты… А как же не заглянуть в рестораны, которые манят вкусными запахами чуть ли не на каждом перекрестке… Рестораны с музыкой, женскими хорами, куплетистами, танцорами и рассказчиками. А сколько красивых женщин, которые тратили баснословные деньги на свои наряды, но уж и барыши из своего ремесла извлекали немалые. «Нет-нет, подальше от этих женщин, оберут — и не увидишь, как погрязнешь в типе лживых удовольствий…» — подумал Федор.

Шаляпину нравилось просто бродить по ярмарке, глазеть по сторонам, наблюдать, как богатые люди швыряли деньги на покупки, которые можно было бы сделать в другом месте и в другое время за полцены. Но что-то происходило с людьми, и они были готовы платить бешеные деньги, лишь бы это был ярмарочный товар. А ярмарочный купец — великий психолог, он хорошо знал душу такого покупателя и пользовался слабостями людскими. Какой-то массовый психоз возникал в эти ярмарочные дни. Люди словно безумные кидались на любые товары.