Александр Костин - Тайна болезни и смерти Пушкина

Именно гонит. Это, если угодно, апофеоз самоуничтожения…»[120]

Стихотворение датировано 13 апреля 1835 года, напечатано в мае этого же года в «Московском наблюдателе».

Ощущение трагического одиночества и полной изоляции от общественной жизни усиливается еще и тем, что литературные критики не упускают возможности побольнее «уколоть» Поэта за то, что он «исписался», и как поэт «умер». Гнет свое и В.Г. Белинский, опубликовав в седьмом номере «Молвы» очередной критический опус в адрес Пушкина за подписью «-Онъ-инский» в качестве рецензии на книгу «Повести, изданные Александром Пушкиным», опубликованную в Петербурге в конце 1834 года. Автор рецензии удивляется, что ее составляют произведения Пушкина, создателя знаменитых поэм «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова» и вовсе отказывает повестям в художественности: «Они не художественное создание, а просто сказки, побасенки… Будь эти повести первые произведения какого-нибудь юноши – этот юноша обратил бы на себя внимание… Будь поставлено в заголовке имя Булгарина, – и я бы был готов подумать: уж и в самом деле Фаддей Венедиктович не гений ли? Но Пушкин – воля ваша, грустно и подумать!»

Приближаются очередные роды Натальи Николаевны, о чем пишет Н.О. Пушкина своей дочери О.С. Павлищевой от 22 апреля 1835 года: «Я редко ее <Наталью Николаевну> видаю, она здорова, почти всякий день на спектакле, гуляет; она родит в конце мая месяца». Прогноз матери Пушкина абсолютно верный, ведь она прекрасно помнит, что сын ее пробыл вместе с женой в Полотнянном Заводе с 21 августа по 6 сентября 1834 года, а потом на два месяца уехал в свое имение Болдино. Так что в конце мая – начале июня должен появиться на свет Гришка. Но Пушкин прекрасно знает, что это произойдет, как минимум на полмесяца раньше и стремиться, как всегда, убежать, чтобы не присутствовать при родах. Он подает прошение «на Высочайшее имя» об отпуске на 28 дней для поездки в Псковскую губернию. Прошение его удовлетворено и он уволен в отпуск с 3 мая на 28 дней в Псковскую губернию и ему выдано соответствующее свидетельство от Департамента хозяйственных и счетных дел с приложением печати.

Родители Пушкина были чрезвычайно удивлены его решением выехать в Тригорское, о чем пишет Н.О. Пушкина своей дочери от 7 мая 1835 года: «Сообщу тебе новость, третьего дня Александр уехал в Тригорское, он должен вернуться не позднее 10 дней, ко времени разрешения Наташи. Мы очень были удивлены, когда он накануне отъезда пришел с нами попрощаться. Его жена очень этим опечалена. Признаться надо, братья твои чудаки порядочные и никогда чудачеств своих не оставят». В этом же письме первое в нынешнем году сообщение о желании Пушкина переселиться в деревню: «Александр тоже хочет покинуть Петербург».

8-го мая 1835 года Пушкин приехал в Тригорское, о чем Прасковья Александровна Осипова сделала позднее следующую запись в календаре: «Майя 8-го неожиданно приехал в Тригорское Александр Серьгеич Пушкин. Пробыл до 12-го числа и уехал в Петербург обратно, между тем Н.Н. 14-го родила сына Григория».

Пушкин пробыл у П.А Осиповой два дня и уехал в Голубово к Вревским, чтобы возвратиться в Тригорское перед самым отъездом в Петербург. О кратковременном пребывании поэта в Голубово впоследствии вспоминала дочь П.А. Осиповой Мария Ивановна Осипова (в записи М.И. Семевского): «…в 1835 году (…приехал он сюда дня на два всего – пробыл 8-го и 9-го мая), приехал такой скучный, утомленный: «Господи, говорит, как у вас тут хорошо! А там-то, в Петербурге, какая тоска зачастую душит меня». Посетил Михайловское и нашел дом и усадьбу в запустении».

Вечером Пушкин приезжает в имение Вревских Голубово (в 20 верстах от Тригорского) и гостит здесь два дня. Б.А. Вревский сделал запись в своем «Вседневном журнале на 1835 год»: «Маія 9. Приехал к нам А.С. Пушкин»[121].

Пушкин вернулся в Петербург утром 15 мая 1835 года, в то время, как накануне вечером в 6 часов 37 минут, как сообщила брату Дмитрию Екатерина Николаевна Гончарова – сестра Натальи Николаевны, родился сын Пушкина Григорий. Отец Пушкина Сергей Львович написал об этом событии дочери О.С. Павлищевой от 17 мая 1835 года: «14-го, т. е. во вторник, в 7 или 8 часов вечера Натали разрешилась мальчиком, которого они назвали Григорий – не совсем мне ясно почему».

Об этом же пишет и Н.О. Пушкина дочери от 17 мая 1835 года: «Натали разрешилась за несколько часов до приезда Александра, она уже его ждала, однако не знали, как ей о том сказать, и правда, удовольствие его видеть так ее взволновало, что она промучилась весь день».

То есть Пушкин «угадал» рождение рыжего Гришки с точностью до одного дня, в то время, как родители «ожидали» его появления в конце мая месяца – начале июня. Пушкин, оформив отпуск с 3-го мая на 28 дней, как бы тоже ожидал рождения сына в эти же сроки, «усыпив» тем самым бдительность близких, которые не должны были никоим образом догадаться о семейной тайне четы Пушкиных. Для всех, таким образом, рождение Гришки оказалось «досрочным». Понятно, с каким «удовольствием» желала видеть своего мужа Наталья Николаевна.

В то же время Пушкин, в ожидании этого события, пережил очередной психологический стресс, запечатленный в одном из самых страшных своих пророчеств – в стихотворении «Чудный сон мне бог послал…»

Чудный сон мне бог послал —С длинной белой бородоюВ белой ризе предо мноюСтарец некий предстоялИ меня благословлял.Он сказал мне: «Будь покоен,Скоро, скоро удостоенБудешь царствия небес.Скоро странствию земномуТвоему придет конец.Уж готовит ангел смертиДля тебя святой венец…Путник – ляжешь на ночлеге,В гавань, плаватель, войдешь.Бедный пахарь утомленный,Отрешишь волов от плугаНа последней борозде.Ныне грешник тот великий,О котором предвещаньеСлышал ты давно —Грешник жданныйНаконец к тебе приидетИсповедовать себя,И получит разрешенье,И заснешь ты вечным сном».Сон отрадный, благовещный —Сердце жадное не смеетИ поверить и не верить.Ах, ужели в самом делеБлизок я к моей кончине?И страшуся и надеюсь,Казни вечныя страшуся,Милосердия надеюсь:Успокой меня, творец.Но твоя да будет воля,Не моя. – Кто там идет?..

Пушкинисты до сегодняшнего дня спорят, является ли это стихотворение самостоятельным сочинением Пушкина или представляет собой часть какого-то незавершенного замысла. Оснований для подобных сомнений достаточно, тем более, что, похоже, Пушкин и сам «приложил» к этому руку. Во-первых, не найдено каких-либо разумных доказательств тому, когда было написано это пророчество, остававшееся долгое время неизвестным и впервые опубликованное только в 1881 году.