Юрий Рубцов - Маршалы Сталина

25 июня командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос приказал генералу М. И. Потапову, в чье подчинение был передан корпус Рокоссовского, создать подвижную группу в составе 22, 9 и 19-го мехкорпусов и нанести контрудар в общем направлении на Дубно. Навстречу им с юга наступали 4, 8 и 15-й механизированные корпуса. В районе Луцка, Ровно, Дубно, Броды развернулось крупнейшее танковое сражение, кстати, большее по числу задействованных в нем боевых машин, чем знаменитое «прохоров-ское» в районе Курской дуги. К сожалению, оно велось при больших издержках со стороны нашего командования: отсутствовала связь с вышестоящими штабами и соседями, соединения наносили удары разрозненно, без организованного взаимодействия родов войск и при неудовлетворительном снабжении горючим и боеприпасами. «Никому не было поручено объединить действия трех корпусов, — сетовал позднее Рокоссовский. — Они вводились в бой разрозненно и с ходу, без учета состояния войск, уже двое суток дравшихся с сильным врагом, без учета их удаленности от района вероятной встречи с противником».

20-я танковая дивизия прорвалась к Дубно, но другие соединения развить ее успех оказались не в состоянии. Немцы пытались окружить ее. «Выехав с группой офицеров штаба на высотку в расположение ведущих бой частей 20-й танковой дивизии, — вспоминал Константин Константинович, — я наблюдал движение из Дубно в сторону Ровно огромной колонны автомашин, танков и артиллерии противника. А с юга к нашему рубежу обороны шли и шли новые колонны гитлеровцев. Все, что мог сделать командир корпуса, располагая очень небольшим количеством танков, — это опереться на артиллерию. Так я и поступил».

Получив очередной приказ о контрударе, Рокоссовский, учитывая большое превосходство немцев, взял на себя ответственность и встретил врага в обороне. Замыслу способствовал болотистый характер местности: немецкие войска передвигались только по большим дорогам. Комкор приказал командиру дивизии сосредоточить артиллерийский полк, вооруженный новыми 85-мм орудиями, в кюветах у шоссе, а частично — прямо на дороге Луцк-Ровно.

«Немцы накатывались большой ромбовидной группой. Впереди мотоциклисты, за ними бронемашины и танки, — вспоминал полководец. — Мы видели с НП, как шли на 20-ю танковую внушительные силы врага. И увидели, что с ними стало. Артиллеристы подпустили фашистов поближе и открыли огонь. На шоссе образовалась чудовищная пробка из обломков мотоциклов и бронемашин, трупов гитлеровцев. Но наступавшие вражеские войска продолжали по инерции двигаться вперед, и наши орудия получали все новые цели».

Враг был вынужден довольно долго по тем временам топтаться на месте. Чуть позднее, так же умело сочетая усилия пехоты, артиллерии и небольшого количества танков, комбинируя их действия, Рокоссовский сумел нанести противнику серьезный урон уже под Новоград-Волынским. Он был награжден четвертым орденом Красного Знамени. Сам по себе факт награждения говорит о многом: ордена в первые месяцы войны давали очень скупо.

В разгар боев под Новоград-Волынским, где немцы пытались отбросить 9-й мехкорпус на северо-восток, чтобы обеспечить продвижение к Киеву, Рокоссовский получил указание убыть в Москву. Приказом Ставки ВГК он был назначен командующим армией на Западном фронте и, таким образом, встал в ряды непосредственных защитников советской столицы.

Характерно, что в связи с расформированием механизированных корпусов (осень 1941 г.) из всех освобождавшихся командиров на более высокую должность командарма был отозван лишь он один. Это представляется лучшим свидетельством того, что в первых боях именно командир 9-го мехкорпуса проявил себя достойнее других.

…Рокоссовский словно родился профессиональным военным — смелым, решительным, волевым. Еще в годы первой мировой войны он был удостоен Георгиевского креста — награды исключительно почетной, дававшейся за конкретные ратные подвиги. Не раз отличался он и в рядах молодой Красной Армии.

Вот описание одного из боевых эпизодов, в котором участвовал молодой красный командир и за отличия в котором получил первый орден Красного Знамени: «4 ноября 1919 года в бою под селом Вакоринским… тов. Рокоссовский, действуя в авангарде 262-го стрелкового полка и непосредственно управляя вверенным ему дивизионом, прорвал расположение численно превосходящего противника. В конном строю с 30 всадниками атаковал батарею противника и, преодолев упорное сопротивление пехотного прикрытия, лихим ударом взял батарею в плен в полной исправности».

Рокоссовский отличался и отменной личной выучкой. Именно она выручила его при взятии станции Караульная, когда в бою он столкнулся с генералом Воскресенским, командиром одной из колчаковских дивизий. Генерал из пистолета тяжело ранил краскома в плечо, но Константин Константинович сумел тем не менее поразить противника сабельным ударом.

Еще одно ранение, на сей раз в ногу, Рокоссовский получил в бою с отрядом барона Унгерна, вторгшимся в Забайкалье с территории Монголии (за этот бой он был удостоен второго ордена Красного Знамени). Перебитая кость ноги еще не срослась, а Константин Константинович покинул госпиталь, организовал из выздоравливающих бойцов и тыловиков отряд и отбросил Унгерна от Мысовска, а затем успешно оборонял Улан-Удэ.

В 1929 г. Рокоссовский во главе кавалерийской бригады участвовал в разгроме китайских милитаристов во время конфликта на КВЖД, получив третий орден Красного Знамени. С востока военная судьба бросила его на запад: он был назначен командиром прославленной 7-й Самарской кавалерийской дивизии, дислоцировавшейся в Минске. Его предшественниками на этом посту были известные военачальники Г. Д. Каширин, Г. Д. Гай, Д. Сердич. А командиром одного из полков дивизии был Г. К. Жуков.

Самый авторитетный полководец второй мировой войны так отзывался о своем тогдашнем командире: «Рокоссовский был очень хорошим начальником. Блестяще знал военное дело, четко ставил задачи, умно и тактично проверял исполнение своих приказов. К подчиненным проявлял постоянное внимание и, пожалуй, как никто другой, умел оценить и развить инициативу подчиненных ему командиров. Много давал другим и умел вместе с тем учиться у них. Я уже не говорю о его редких душевных качествах — они известны всем, кто хоть немного служил под его командованием».

Рокоссовский и в самом деле обладал редким обаянием, которое прямо-таки притягивало к нему. Вот каким запомнился он маршалу Баграмяну с момента их знакомства в 1925 г. на Ленинградских кавалерийских курсах усовершенствования командного состава: «Прочно запечатлелся в моей памяти момент, когда слушатели собрались в одной из аудиторий, чтобы ознакомиться с программой обучения. Константин Константинович выделялся своим почти двухметровым ростом. Причем он поражал изяществом и элегантностью, так как был необычайно строен и поистине классически сложен. Держался он свободно, но, пожалуй, чуть застенчиво, а добрая улыбка, освещавшая его красивое лицо, притягивала к себе. Эта внешность как нельзя лучше гармонировала со всем душевным строем Константина Константиновича, в чем я вскоре убедился, крепко, на всю жизнь сдружившись с ним».