Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

25 августа 1799 года все тот же Лесли требовал через Новороссийское губернское правление, чтобы Платов вернул ему 11 тысяч. Платов ответил, что не занимал, расписка, что у Лесли, «безденежная», а деньги — 4 тысячи — в 3-й Чугуевский полк через комиссионера ротмистра Осадченкова переданы.

17 сентября 1799 года поручик Гарденин требовал через Слободское губернское правление 5200 рублей, в счет чего имение Платова село Масловка Змиевского уезда, где 8 душ мужских и 7 женских, уже было осеквестровано на 1179 рублей, а чтоб получить остальные 4021 рубль, Гарденин требовал наложить запрет на платовские имения в Войске Донском. Платов ответил, что ничего Гарденину не должен и обязательств никаких не давал, наоборот — сам Гарденин должен Платову неустойку в 20 тысяч за деревню Масловку.

Отставной генерал-майор Мартынов 10 сентября 1798 года заявил, что при возврате из Персии зять его генерал-майор Платов занял у него 25 тысяч, а еще у сына его, генерал-лейтенанта Мартынова, 7 тысяч, всего 32 тысячи рублей, заложил Крепенскую слободу и хутор Генеральский, через год обещал заплатить. Мартынов получил закладное письмо, но не открывал публике, а хранил у себя. Год прошел, Платов не заплатил, и Мартынов, выдвигая иск на 32 тысячи, просил приобщить их в общий конкурс со старыми должниками. Платов признавал, что должен Мартынову, и давал тому закладное письмо на свое имение, но надеялся на Мартынова, что «он, в рассуждении родства, ожиданием своим и уважит». Однако Мартынов 15 марта 1800 года дал знать в Канцелярию, что он от всех кредиторов Платова отставать не может, а оставляет себя согласным с ними в отсрочке и не в отсрочке данных ему денег. Дескать, будут они ждать, и я буду, а потребуют денег, то и я туда же.

Сотник Егоров 7 октября 1799 года объявил, что в 1794 году на лошадином торге задолжал ему Платов 500 рублей да барышных 1100, итого 1600. Платов на этот иск ответил, что письменных условий нет, а так он ничего не знает. Кроме того, Денисов прилагал иски, на которые Платов не успел дать ответа.

После того как Канцелярия распубликовала по Войску объявление, откликнулись казак Павловской станицы города Черкасска Алексей Носкин, содержатель лавки, которому Платов задолжал 281 рубль 22 копейки; двенадцать казаков Березовской и Черновской станиц, служившие на Кавказской линии в полку Платова, которым он недодал по 18 рублей 80 копеек; подполковник Мануйлов, который, узнав от Петра Платова, что имение брата его, Матвея Ивановича, взято под арест, потребовал свои 6 тысяч и представил необходимую бумагу; обратился, наконец, Ростовского уезда Новороссийского губернского управления майор Беляев, который искал с Платова за опознанную у него унесенную тайно из дому покойного отца его, полковника и депутата Степана Беляева, казачью шашку. Шашка в серебряной оправе, на кругу золотом изображение Богоматери, золото и камни и надпись «еллинская»: «Царя Константина и матери Елены». Беляев требовал за шашку 1549 рублей 48 копеек. Под всем этим Платов подписал, что «слышал».

Всего Платов признал за собой 51 810 рублей долга, не признал 17 800 рублей, не дано ответов на 6573 рубля 28 копеек и по вопросу о «тайно унесенной из дому» шашке. Всего 77 732 рубля 76 копеек.

Войсковая Канцелярия описала платовские имения и бывших там крепостных. Всего числилось за Матвеем Платовым 1749 душ. По указу от 17 августа 1797 года каждая мужская душа оценивалась в 40 рублей. Пересчитав, сколько стоит «поголовье», увидели, что для покрытия долгов Платову все равно не хватает 12 052 рубля 76 копеек.

В конце присланной Денисовым справки значилось: «Генерал-майор Мартынов отдает в 32 тысячи рублей иск свой на большинство кредиторов, а о прочих же таковых справок не отобрано».

Как видим, около половины долга и Крепенская слобода — 895 душ — в любом случае оставались в семье, в руках платовского тестя и дедушки платовских детей Дмитрия Мартынова.

Да, подвел Денисов Орлова, не дал на Платова компромата. Выслал лишь выписку из гражданских дел. Из выписки этой явствует, что все время пребывания в Костроме терзали Платова кредиторы, а тесть, Дмитрий Мартынов, «покрывал» его довольно оригинально.

И января 1801 года Сенат рапортовал царю: в укрытии беглых Платов невиновен, виновны его жена и управляющий Бугаевский, «от коих и ответы требуются», имение по долгам под запретом. «А по сему Сенат, не находя таких дел, по коим бы генерал-майор Платов подлежал суду, о сем обстоятельстве всеподданнейше доносит на благоусмотрение Вашего Величества».

16 января в 6 часов пополудни коллежский асессор Иглин, следивший за секретными арестованными в равелине, отправил Платова к генеральному прокурору Обольянинову, поскольку получил бумагу: «Высочайше повелено освободить и из равелина выпустить, о известной же экспедиции объявить, в ней… быть… Января 16 дня 1801 год. Санкт-Петербург».

Исхудавший, поседевший, полысевший вышел Платов из темницы, трижды перекрестился. И сразу же велено было ехать к царю.

Засуетились вокруг чиновники, караульные солдаты. Кто-то, взяв Платова за рукав, подвел под лампу.

— Отчего мундир в таком виде?

— Сыро, Ваше-ство, плесень-с… — загнусавил кто-то из местного начальства.

— Переодеть!

— Слушаю-с…

Давя в себе кашель, Платов огляделся. На вытянутых руках принесли такой же, как и на нем, казачий генеральский мундир, спешно стали спарывать две звезды.

— Извольте одеть, Ваш-ство…

— Чей это?

— Графа Денисова, — вполголоса сказал помогавший одеться. Мундир пришелся впору, немного просторен, но в тюрьме ведь не растолстеешь.

— За что его? — так же вполголоса спросил Платов, поводя плечами и расставляя локти.

— Отставлен за беспорядки в полку…

«Вот оно в чем дело…»

Голубой снег Петербурга, ветер с моря… Светились окна похожего на крепость дворца.

Строгое убранство после равелина казалось Платову роскошным. Голова кружилась, сознание отказывалось фиксировать все, что происходило вокруг.

Резкий кашляющий голос нового царя. Его Платов видел в первый раз, до этого как-то Бог не привел познакомиться:

— Подойди! Я забываю прошлое… Посмотри на эту карту и скажи, знаешь ли ты эту землю?

Платов угадал зеленое Хвалынское море, изгиб Яика. Но рука царя указывала гораздо дальше. «А! Хуже не будет…»

— Слыхал.

— Дойдешь туда?

— С казаками пойду и в пекло.

— Я спрашиваю: «Дойдешь?»

— Дойду… — Платов закашлялся и утер рукавом денисовского мундира губы.

Царь придирчиво осмотрел его одеяние.

— У тебя, верно, есть враги.

«Да уж, будь они прокляты…». Но вслух сказал твердо: