Станислав Лем - Черное и белое (сборник)

Наверняка можно себе вообразить настолько продуктивные операции генной инженерии, что благодаря им можно было бы создать более вместительный мозг, чем наш, но бо́льший мозг, естественно, означает большую черепную коробку, бо́льшая же черепная коробка требует расширения родового канала у женщин, что невозможно сделать без серьезного изменения костного состава таза; это же, в свою очередь, привело бы к преобразованию значительных частей человеческого скелета. Это представляется тем более нежелательным потому, что построение «нового человека» потребовало бы применения метода проб и ошибок, который стоит в радикальной оппозиции к медицинской деонтологии[82]. Ведь первым ее принципом является primum non nocere[83]. Разумеется, я даже не касаюсь в этих кратких замечаниях законодательных аспектов при проведении пренатальных исследований для удаления на самой ранней стадии развития зигот, проявляющих патологические изменения. Значительную часть таких зигот организм оплодотворенной женщины удаляет сам, без ее ведома. Однако существует очень много признаков дефектного строения генотипа, которые не производят подобный отсев.

Краткое подведение итогов мечтаний о вечной бренности нашей жизни можно выразить следующим образом: человек, возникший в процессе естественной эволюции, смертен и за редкими исключениями не может преодолеть барьера столетнего возраста. Его могло бы преодолеть какое-нибудь существо, спроектированное генинженерами в процессе не существующей даже в общих чертах автоэволюции, но это был бы уже совершенно другой вид разумного существа. В целом же добавлю, что справедливо требуемая всеобщая свобода слова должна быть ограничена условием, что о проблемах, требующих действительно профессиональных знаний, можно говорить только хорошо подготовленным экспертам.

IV. Будем ли жить дольше?

Сейчас лето – мертвый сезон, но в последнее время почти не обращают внимания на время года. На страницах прессы, причем не ежедневной, а научно-популярной, появляются заявления ученых, которые не скупясь обещают значительное увеличение продолжительности жизни человека, в исключительных же случаях даже авторитетно предрекают новую эру – эру бессмертия. Действительно, мы живем в эпоху запасных частей, к которым также принадлежат такие важные человеческие органы, как сердце, почки, печень или бедренные суставы. Имеются примеры, когда приверженцы значительного продления жизни создавали специальные хранилища, накапливая почти все, что может быть естественно пересажено или искусственно протезировано. Характерным является то, что авторы таких сенсационных заявлений, зачастую дипломированные, сами не пожилые люди. После активного распространения своих вздорных идей, которые, как правило, встречают доброжелательный интерес публики, они без шума сходят со сцены, то есть исчезают бесследно. Особо раздражают уверения о возможности удвоения срока средней продолжительности жизни, представляемого как достаточно реалистическое. Отдельные органы действительно можно пересаживать, но ведь есть один, который никоим образом заменить не удастся. Я имею в виду мозг. Как можно узнать из любого современного учебника по нейрофизиологии, именно в мозге происходят почти все процессы, решающим образом оказывающие влияние на нормальное функционирование нашего тела и нашей психики. Однако мало кто отдает себе отчет в том, что мозговые центры, управляющие как симпатической, так и парасимпатической нервной системой, ведают даже такими мелочами, как потливость отдельных участков кожи или темп роста и биохимический состав наших ногтей.

Если даже предположить, что замещение старого мозга новым возможно, это означало бы просто создание совершенно другого человека вместо прежнего владельца этого органа. Поэтому такая процедура, как исключительно фиктивное продление жизни, была бы не только напрасна, но и представляла бы собой нечто вроде убийства, совершенного в отношении оперируемого. Новый мозг должен стать источником новой субъективной тождественности. Несмотря на это, статьи, представляющие возможность замены всех вышедших из строя органов, появляются непрестанно и обещают нам, смертным, выдуманный заменитель почти-бессмертия.

Во что верит тот, кто не верит?

I (17.01.2001)

Подтверждая получение письма от ксендза[84] с содержащимся в нем вопросом «Во что верит тот, кто не верит?», отвечаю следующее.

Согласно «Большому варшавскому словарю»: «верить» – это то же самое, что «исповедовать какую-либо религию». Таким образом, семантически неизменная трансформация поставленного ксендзом вопроса внешне противоречива, как значащая только то, какую религию исповедует тот, кто не исповедует никакой. Указанное противоречие освобождает меня от ответа, поскольку заданный вопрос приблизительно равен следующему: «Как существует то, чего не существует». В моем понимании логика обязательна в той же степени для сторонников различных вероисповеданий, как и для атеистов, поэтому, собственно говоря, на этих словах я мог бы закончить свой ответ. Однако могу добавить, что я впитываю огромное количество убеждений, уверенностей, предположений, догадок, гипотез и даже ряда предсказаний будущего, но все это касается исключительно бренного существования, поскольку я отрицаю любую форму трансценденции.

Я не принадлежу к так называемым воинствующим атеистам, тем, кто занимается, например, поиском неудобоваримых кусков в Священном Писании христиан. Я не намерен также убеждать сторонников какой-либо религии, что, служа ей, они бесполезно тратят жизнь, но если мне задают вопрос таким образом, как это сделал ксендз, то я отвечаю, соглашаясь с Колаковским: «Религия – это способ, при помощи которого человек воспринимает жизнь как неизбежное поражение». Что же касается моих убеждений, выходящих за рамки беллетристики, я представил их в ряде книг, к чтению которых ни в коей мере не смею призывать ксендза-редактора.

II (30.01.2001)

Раз уж ксендз воспринял мой ответ как уклончивый и при этом сообщил, что мои небеллетристические книги имели честь оказаться в его библиотеке, – попробую ответить тем способом, который выражает мои убеждения, но не мою веру. Согласно моим убеждениям фронт так называемого технобиотического развития, расширяющийся все быстрее и быстрее, будет угрожать основам любой религиозной веры. Разумеется, каждая конфессия может и будет защищаться ссылками на известные, снимающие противоречия заявления вроде «credo, quia absurdum est» или «quia impossibile est»[85]. Я допускаю, что появится сложный на сегодняшний день для определения пограничный порог аккумуляции данных, исходящих из нашего опыта, который сделает весьма затруднительным удержание веры в доброжелательном – главным образом – объеме трансценденции. Модели граничных процессов такого рода, которые размывают основы верований, высказанные с сатирической эмфазой, можно найти, например, в «Двадцать первом путешествии» в моих «Звездных дневниках». Такие критики, как Ежи Яжембский, довольно точно осуществляли небеллетристическое толкование содержащихся в названном тексте смыслов.