Из зарубежной пушкинианы - Фридкин Владимир Михайлович
Я вошел в ворота виллы с букетом гвоздик и фотоаппаратом в руках: разрешение фотографировать было получено накануне. Сотрудник английского посольства, мистер Колби, не отходил от меня, и я сразу же успокоил его, сказав, что не намерен фотографировать новый построенный у входа особняк посла. Территорию виллы делит на две половины древняя каменная стена — акведук времен императора Клавдия. Хорошо сохранившийся трехэтажный дом Волконской служит как бы его продолжением. По одну сторону от акведука (ближе к входу) разбит парк: пальмы, клумбы, кусты роз и шиповника, подстриженные газоны, дорожки, усыпанные песком. По другую сторону — запущенный сад: пальмы и кипарисы, обвитые плющом, вечнозеленые заросли, россыпь древних камней, похожих на обглоданные временем кости. Между домом и акведуком проход: лестница ведет вниз, в заросший сад. Со стороны сада в древней стене сохранился тенистый грот, в котором в жаркие часы любил сидеть Гоголь. Отсюда под прямым углом к дому и начинается «Аллея воспоминаний», по обеим сторонам которой разбросаны в зарослях урны и плиты. В конце, у каменной ограды, аллея сворачивает направо и идет вдоль ограды, выходящей на улицу.
Где памятник Пушкину? Я уже несколько раз прошелся по аллее, осмотрел все памятники и переписал все надписи на них, но стелы в честь Пушкина нигде не было видно. Наконец я нашел ее. Она лежала на земле, у самой стены, в том месте, где аллея сворачивает направо. Каменное основание, на котором она раньше стояла, было отбито. Вместе с Мартино мы подняли стелу и прислонили ее к кипарису. Это была плита древнего мрамора травертине, украшенная сверху барельефом с изображением орла. Надпись на ней потускнела, хотя еще видна. Впервые, на руках, мы и «взвесили» памятник. По нашему мнению, плита весила около пятидесяти килограммов и была высотою немногим более полуметра. Памятник Пушкину… Памятник Пушкину, лежащий на земле, о которой он мечтал, которую воспел:
Адриатические волны,
О Брента! нет, увижу Вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу Ваш волшебный глас!
Стараясь сдержаться, я обратился к сотруднику посольства: «Скажите, мистер Колби, что бы Вы подумали, если бы увидели на территории советского посольства или где-нибудь у нас в стране памятник лорду Байрону, валяющийся на земле, тому самому Байрону, стихи которого наши дети учат в школе?» Мистер Колби пожал плечами и сказал, что он тут ни при чем: на вилле во время приемов бывает много посторонних людей. «А если передать этот памятник нам?» Мистер Колби снова пожал плечами и напомнил, что вилла является собственностью английского посла.
Впрочем, на мистера Колби трудно сердиться. Он был даже любезен. В ответ на мою просьбу он пригласил сторожа, который открыл двери старого дома. Дом не перестраивался. Я узнал (по описанию Полонского) гостиную нижнего этажа, в которой после обеда собирались хозяйка, художники и другие гости, рисовали в альбомах, писали экспромты на память. Здесь много писал Гоголь. Несколько зарисовок виллы оставил Жуковский. Эти рисунки опубликовал Полонский; я их видел в Гарварде. А сейчас в этом доме ничего не напоминало о прежней жизни, за исключением стен. Стены нижнего этажа украшены кусками античной скульптуры и терракоты, найденными Волконской при раскопках на территории виллы. Так было и в доме на Тверской, в знаменитой греческой комнате, воспетой Мицкевичем. Я ходил по полутемным комнатам с закрытыми ставнями, разглядывал античные обломки на стенах, и мне невольно приходили на память строфы Мицкевича:
В темноте, ее взором лучистым ведомый,
По блестящим паркетам, вслед белому платью,
Я вхожу. Что здесь? Лета ли брег незнакомый?
Геркуланум ли мертвый раскинул объятья?
Нет, не то. Здесь все прошлое мира, по слову
Красоты, собралось, хоть не ожило снова.
Мир — мозаика, сделан из мелких обломков.
В каждом — память искусства и весть для потомков![24]
Дом на Тверской не сохранился, и сейчас «весть для потомков» подают эти мозаичные стены римской виллы.
По другую сторону акведука, в парке, стоит памятник Александру I — бюст, на постаменте которого написано, что основание памятника сделано из того же куска монолита, что и Александровская колонна перед Зимним дворцом. Неподалеку колонна, поставленная Волконской в 1830 году, в ознаменование приобретения виллы. Слева от дома Волконской находятся старые ворота, ныне заколоченные. Они выходят на Piazza de villa Wolkonsky. Над ними — герб князей Белосельских-Белозерских.
Мы снова вернулись в «Аллею воспоминаний». Все ли памятники сохранились? Памятников Байрону, Гёте, Веневитинову и Каподистрии я не нашел. Позже из публикации И. Бочарова и Ю. Глушаковой я узнал, что этих памятников не оказалось на вилле уже в шестидесятые годы. Я не нашел и полуразрушенной колонны в честь Вальтера Скотта, которая в шестидесятые годы еще стояла в аллее. Двадцать лет не прошли даром и для стелы в честь Пушкина, которая с отбитым основанием валяется на земле. А что будет с этим памятником завтра? Не исчезнет ли он навсегда, подобно памятникам Байрону и Гёте? Слева при входе в аллею у подножия безымянной стелы валялись куски разбитой плиты. Сложив их, я прочел французское посвящение слугам князей Белосельских, упомянутое Полонским.
Памятники гибнут на глазах…
Чуть ли не каждые 30 лет на виллу З. А. Волконской приходили русские, советские исследователи. В XIX веке о памятниках виллы писали, в XX веке их уже фотографировали, сначала на черно-белую, а потом и на цветную пленку. Все эти сообщения, взятые вместе, напоминают стробоскоп: прибор, как бы останавливающий время. И в этот стробоскоп ясно видно, как гибнут на чужой земле памятники русской культуры. (И на родной, впрочем, тоже!)
Я вернулся к памятнику Пушкину. Стела стояла, как мы ее поставили, на земле, прислоненная к столетнему кипарису. Свои цветы я положил перед ней на землю. Прощай, «Аллея воспоминаний», для меня ты скоро сама станешь воспоминанием. Я подумал, что, подобно живым людям, могилы и памятники в чужом краю одиноки и беззащитны. И еще вспомнились строчки Пушкина, посвященные могиле его друга-лицеиста Корсакова:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
В архиве Зинаиды Волконской
И вот, наконец, пришел толстый пакет из США: ксерокопии документов Гарвардского архива З. А. Волконской. И сейчас настало время о них рассказать. Я отобрал в Гарварде и получил лишь небольшую часть материалов архива — то, что мне с первого взгляда показалось наиболее интересным: Пушкин, Гоголь, Жуковский, Мицкевич. Итак, начнем с Пушкина.
Пушкинский материал архива состоит из двух документов: автографа пушкинского послания «Среди рассеянной Москвы…» и копии этого послания с примечанием, сделанным М. А. Власовой. Этот второй документ, как мы увидим, представляет особый интерес. Здесь же отметим, что на странице 21 альбома 46.4 рукой М. А. Власовой написано четверостишие под заголовком «На кончину имп. Е. А.» (императрицы Елизаветы Алексеевны, жены Александра I. В каталоге Гарвардского архива эти стихи ошибочно приписываются Пушкину; их автором является З. А. Волконская.
