Из истории группы "Облачный край" - Сергей Богаев
Пока настраивается микрофон, он прикидывает ноты к гармонии, затем пишет дубль, второй, и сразу уходит. Слушаем – ну сыро, аж хлюпает: «Всё ничего, нормально, тем более Дюша Романов сейчас придёт, будем флейту записывать».
И правда: минут через двадцать приходит Дюша, продувает флейту, слушает песню в первый раз, а времени у него также от силы минут сорок. Играет всю песню напролом, а Оля мне: «Классно, пусть он сыграет побольше, а мы потом выберем – может что уберём…»
Сергей Богаев
Выберем… напомню, что запись велась на аналоговый многоканальный магнитофон: это не то, что редактировать на компьютере. Дюша отыграл, свалил. Слушаем – ну просто набор звуков примерно в тональности. Каждый вечер я скидывал ей на кассету результат, утром она приходила, и начиналось: «Ты знаешь, вот здесь Сева сыграл здорово, а в этом месте мне не нравится; может, мы это впишем сюда, а это пусть здесь останется, а это убрать…»
Редакцию такого уровня глубины нам было не осилить, но Першина, записав очередную дорожку, хранила в себе надежду, что потом можно будет что-то кардинально исправить: музыканты все очень достойные, значит, всё будет хорошо.
На следующий день приходит Наиль Кадыров, например, записывать бас. Великолепный Наиль, одна нота которого способна сотворить чудо. Времени у него максимум час, опаздывать ему на следующую встречу никак нельзя. Пока распаковывает гитару, быстро-быстро постигает структуру песни. Сыграл, записал, убежал, слушаем. Бас – сказка, очень красивый… но только в нескольких местах рваный – недодумал – времени не хватило, расходится с барабанами. Нужно бы переиграть барабаны. Договариваемся – Саша Кондрашкин приезжает, слушает: «Вот здесь ты сыграл классно, и Наиль здорово сыграл, но видишь – вместе здесь плохо – попробуй вылечить.
Переигрываем барабаны… а надо сказать, с Кондрашкиным мы нашли быстро общий язык, ведь мне, как и Суворову, из всех музыкальный инструментов особливо нравится барабан, да и парень он был… компанейский. В итоге, к глубокому неудовольствию Першиной, запись барабанов растянулась у нас надолго: рассчитывали всё сделать за день, но мы нашли общий язык и забухали на целую неделю. Дня четыре Кондрашкин вообще не покидал студию, пока за ним кто-то не приехал; ведь он играл, я уж не помню, в какой-то тогда известной группе. У Оли он был приглашён как сессионный барабанщик, а с ними он стабильно ездил на все гастроли, в том числе и в Германию, где с Сашей произошёл трагический случай, в результате которого оборвалась его жизнь.
Оля приходила к десяти утра, видела нас уже хорошеньких, распевающих песни. Поругивалась, но дело мы делали исправно – слава Богу, барабаны мы записывали без неё. Показываем – нравится. С ритм-секцией вроде покончено. При дальнейшем рассмотрении выясняется, что в результате правки остальные инструменты снова становятся враскаряку. В частности – и Олина гитара, и флейты все, виолончели, в общем, каждый инструмент, внося свой процент лажи, вкупе превращался в одну большую лажу, которая уже конкретно бросалась в глаза, точнее в ухо.
Такие вещи, как ни крути, нужно репетировать. А когда у каждого лишь пол часа времени, и песню он никогда не слышал – ну что можно записать? На соло-гитару она хотела подписать меня, на что я сказал нет уж, мы как договорились, что я тебя пишу, так и договорились. Никаких партий соло-гитары я разучивать не буду, играть ничего не стану, хоть убей. В паре-тройке мест всё-таки убедила вставить пару-тройку нот, я и треснул по ноте “ми”. А играть соло я могу лишь в своей собственной группе «Облачный Край».
На соло Ольга пригласила гитариста Александра Гнатюка. Он тогда приобрёл редкий инструмент – MIDI-гитару. Будучи включённой в процессор, она могла звучать совершенно разными тембрами – хоть органом, хоть роялем или скрипкой. Саша материал более-менее знал, однако гитару он эту только приобрёл и еще толком не научился управлять этим процессором – освоение происходило во время записи, и это тоже всё превратилось в одну мутную долгую заунывную канитель. Помимо прочего, всё это разбавлялось частыми концертными выступлениями. Оля разъёзжала достаточно активно со своим коллективом, курсируя между западным миром и северной столицей. Пока она сваливала на пару-тройку недель, я облегчённо вздыхал – занимался своим делом.
Можно было подзаработать денег – писануть какую-нибудь группу в качестве халтурки. Тогда я записал группу «Бегемот» – нормальный такой рок-н-рольный проект; группу «Джан-Ку» – хоть и говорили мне, что я с ними намучаюсь – контакт удалось наладить буквально в первую же смену. Потом записал очень весёлую группу с каким-то англоязычным названием – я такие запоминаю плохо, поэтому даже не запомнил, хоть тогда они достаточно активно выступали на разных площадках в разных клубах.
Надо отметить, что я так описываю первый период общения с Ольгой, потому что вся наша тяжба делится на две части – “до” и “после” неких событий…
Барышня она была абсолютно свободных убеждений, без всяких комплексов, любила выпить, любила закусить, любила весёлую шумную компанию, шутки-анекдоты, и, конечно же, наши отношения стали выходить за рамки студийной работы. Постоянно она приглашала меня на свои концерты, коих тогда у неё было много. Активно ей тогда помогала питерская фолк-рок группа «Брэйн Дрейн». Там был Коля Фомин очень хороший музыкант – великолепно играет на баяне и очень мне нравится его голос. У него и свои песни были великолепные, и он классно помогал Ольге Першиной на сцене.
Был у него в группе классный басист, точнее бас-балалаечник по имени Сэм. Абсолютно уникальный человек, ростом не более полутора метров рядом с этой балалайкой, размером больше него он выглядел… а когда он упаковывал её в футляр, она становилась в несколько раз уже больше. Сэм взваливал футляр на плёчо и шёл. Его было за ней не видно совсем – идет такая большая бас-балалайка сама по себе. Сэм играл на ней виртуозно, и вообще – был очень хороший и добрый человек. Буквально на следующий год он был убит дома у
