Павел Третьяков. Купец с душой художника - Коллектив авторов
«Многоуважаемый Василий Васильевич. Не отвечал Вам тотчас по двум обстоятельствам: свадьба дочери и смерть единственного сына, почти одновременно совершившиеся, перевернули всю нашу жизнь; от последнего несчастия и теперь опомниться не можем.
Пока я имел бы место для двух Ваших картин «Перевязочный пункт и «Панихида», посему просил бы сообщить цены, имея в виду, что в случае надобности картины эти будут даваемы и тяжелые в настоящее время наши коммерческие обстоятельства… Прошу передать мое глубокое уважение Елизавете Кондратьевне. Жена кланяется Вам обоим и благодарит за память.
Ваш преданный П. Третьяков.
«Перед атакой» будет своевременно отправлена».
В последний раз мне пришлось встретиться с Василием Васильевичем в самом начале русско-японской войны. На заседание организационной комиссии при Московской городской думе, где предполагалось обсудить пересмотр устава Художественного совета Третьяковской галереи, были приглашены несколько художников. Репин и Васнецов не могли присутствовать и прислали письменные заявления. На заседание приехали В. В. Верещагин, М. П. Боткин и А. Н. Бенуа, люди разных направлений и вкусов. Причиной пересмотра устава было недовольство некоторых брюзжавших отсталых людей деятельностью Совета. Вдова Сергея Михайловича Елена Андреевна была обижена тем, что Городская дума провела в уставе параграф, гласящий, что в Художественном совете один член будет представителем семьи Павла Михайловича по ее выбору. М. П. Боткин взялся восстановить права Елены Андреевны Третьяковой и предложил, чтобы периодически чередовались представители семей Павла Михайловича и Сергея Михайловича. Когда вопрос был поставлен на обсуждение, поднялась мужественная и прекрасная фигура В. В. Верещагина, и он заявил, что, не говоря о том, что в соотношении ценности коллекций Павла Михайловича и Сергея Михайловича они относятся, как семь к одному, художественные их заслуги далеко не равны. Павел Михайлович собирал всю жизнь, отдавая силы, знания и любовь к этому делу, собирал идейно и систематически, создав всемирно знаменитое собрание, тогда как Сергей Михайлович был только любителем.
Вопрос больше не поднимался. Это неожиданное горячее выступление меня глубоко тронуло. Прощаясь, я благодарила Василия Васильевича. Он уезжал через несколько дней во Владивосток. Он спросил меня, где находился в то время мой муж, который с начала войны уехал как заведующий отделением Красного Креста северо-восточного района с центрами в Никольске-Уссурийском и Хабаровске. Василий Васильевич обещал при свидании рассказать ему о нашей встрече и передать поклон. Мы простились. Через два месяца его не стало. Василий Васильевич Верещагин погиб у Порт-Артура при взрыве броненосца «Петропавловск» 31 марта 1904 года.
Постройка галереи
Еще до женитьбы Павла Михайловича семья Третьяковых перемещалась в доме несколько раз. Так было и с семьей Павла Михайловича. В доме произвели кое-какие перемены. Перед парадным входом был сделан тамбур. Лестница осталась без перемен. Внизу, направо от входа, находилась маленькая передняя в одно окно. По двум стенам были вешалки, напротив двери висело зеркало над подзеркальником и два стула с высокими спинками. Все ясеневого дерева. Вот и все. Стены оклеены обоями под светлый дуб. Обоями же была оклеена дверь потайная, без наличников, и вела в разборную, где лежали на полках разобранные по сортам и номерам заграничные товары и полотна.
В проходной комнате, с входом из-под лестницы и дверью в сад, стояла мебель полированного ореха с резными розами наверху овальных спинок кресел и стульев. Такой же был и диван. Обивка была красного трипа. Эта мебель впоследствии стояла в течение тридцати семи лет на даче в Тарасовке. В 1874 году вниз переехали жить родители, в проходной комнате Вера Николаевна устроила свой кабинет. Направо была их спальня. Кабинет же Павла Михайловича оставался многие годы без изменений. Ореховая мебель, обитая коричневым репсом, была мягкая и удобная. Диван стоял, срезая угол, между окном и дверью, ведшую в проходную комнату. Перед ним овальный стол, на котором стояла лампа светлой бронзы с мальчиком, держащим лампу на голове, и два подсвечника. Навсегда памятны две китайские нефритовые вещицы, стоявшие там, – пепельница и вазочка. Стулья с высокими слегка загнутыми назад спинками и загнутыми вниз сиденьями, не отделенными друг от друга, были простеганы с пуговицами в ямках. Широкий короткий диванчик, на котором Павел Михайлович отдыхал, стоял посредине стены между дверью в контору и нишей в толще стены, где за драпировкой стоял его умывальник и висел его халат. Перпендикулярно к простенку между окнами южной стороны был стол-бюро с выдвижной крышкой. На нем стояла Клодтовская лошадка под стеклянным колпаком. У среднего из трех окон, выходивших в сад, помещался стол. На нем Павел Михайлович покрывал лаком картины и заделывал доступные для него повреждения на них. Там у него зачастую появлялись кисти, краски и лаки. В комнате носился смешанный запах лака и сигары. Кабинет был интересен даже после того, как картины были перенесены в галерею. Мы радовались каждому случаю, когда нас посылали туда.
В бельэтаже Павел Михайлович сократил число парадных комнат на одну. Вместо большой угловой гостиной он устроил столовую, а в бывшей столовой детскую. Столовую отделывал Каминский. Мебель была светлого дуба, обивка, портьеры и ламбрекены из темно-вишневого шерстяного репса. Стены и потолок были сделаны под дуб, лепные карнизы и большая розетка посредине потолка были очень хорошо сделаны под резьбу. Позднее стены были покрыты темно-серо-зелеными обоями, стулья обиты кожей темно-бордо под цвет джутовых драпировок. На полу лежал большой ковер темно-зеленый с вишневым, восточного рисунка.
Гостиная между столовой и залой, небольшая проходная, соединялась с ними арками, по две в каждой стене. По трем стенам стояло по дивану со столиками перед ними и креслами по бокам. В середине комнаты стоял еще один – четвертый – стол, круглый, на котором лежала груда альбомов и изданий. Громадные альбомы со снимками с картин Мадридской, Дрезденской и Мюнхенской знаменитых галерей. Лежал альбом с карточками русских и иностранных исторических личностей, великих композиторов и артистов.
Галерея и памятник ее основателю
Со стороны окон диваны были загорожены трельяжами. Проход между столовой и залой получался вроде боскета – с одной стороны трельяжи, завитые плющом, с другой – масса цветов на окнах. Стояли азалии розовые и белые, которые ежегодно цвели, и много тюльпанов и гиацинтов, которые Вера Николаевна разводила со страстью, выписывая луковицы из-за границы. Между окнами висело высокое зеркало, на подзеркальнике стояли бронзовые часы с играющими детьми наверху и фарфоровым медальоном внизу. Канделябры этого гарнитура стояли тут же в углах на тонких деревянных подставках. Мебель была матового ореха, обивка темно-синего штофа. На столах лежали гобеленовые скатерти разных цветов и рисунков.
