Курт Мейер - Немецкие гренадеры. Воспоминания генерала СС. 1939-1945

Выполнить этот приказ было невозможно. Он самым ужасным образом показывал, что вся серьезность ситуации на фронте должным образом не оценена. Как раз в это самое время наши части шли во мраке ночи, едва способные держаться на ногах от холода. Глубокие сугробы, жгучий восточный ветер и чувство безграничной оторванности превращало жизнь немецких солдат в пытку.

Как мог быть издан такой приказ? Это было для меня загадкой. Приказ был проигнорирован, и отход на Миус был продолжен. Фельдмаршал фон Рундштедт, генерал фон Макензен и другие заслуживали благодарности войсковых частей. Своим решением продолжить отход они сохранили жизнь множества солдат и предотвратили развал фронта группы армий «Юг». Следует также упомянуть о том, что Зепп Дитрих (старый друг Гитлера, иначе не сносить бы ему головы. – Рей.) осудил «фанатичный» приказ фюрера в самых сильных выражениях и отстаивал решение командования группы армий «Юг» на отход III моторизованного корпуса как единственно возможное. Думаю, что я прав, когда утверждаю, что он однозначно встал на сторону фельдмаршала фон Рундштедта (и фон Клейста. – Рей.) в тот трудный для него час. Однако фельдмаршал фон Рундштедт был все же отстранен от командования группой армий «Юг» и заменен фельдмаршалом фон Рейхенау.

Тем временем русские дивизии атаковали наши оборонительные позиции с неослабеваемой силой. Прорывы можно было ликвидировать, только приложив чрезвычайные усилия.

Мой батальон был на левом фланге дивизии «Лейбштандарт» и поддерживал контакт с 60-й моторизованной дивизией. Подразделениям удавалось удерживать позиции, взаимодействуя друг с другом в ходе боя, и создать опорные пункты, причем с помощью русских добровольцев. Боеспособность наших подразделений настолько ослабла, что командиры даже стали использовать антибольшевистски настроенных русских во фронтовых частях. Поэтому я не удивился, когда, посещая своих солдат на позициях, я встречал иногда чуть ли не больше русских, чем немцев. Добровольцы были в основном родом либо с Северного Кавказа, либо с Украины. Их энтузиазм был тогда безграничен, и именно по этой причине они были приняты нашими солдатами.

В декабре во время ураганного артиллерийского обстрела я потерял одного из своих лучших товарищей. Наш прекрасный переводчик, храбрый Гейнц Дрешер, был одним из наиболее одаренных офицеров в батальоне. Он всегда был примером для других и в жизни и в бою. Он нашел свой последний покой на железнодорожной насыпи в Таганроге.

Незадолго до Рождества мне непостижимым образом повезло – я получил разрешение слетать домой. Я вылетел с несколькими товарищами из Таганрога на транспортном U-52. Мы летели через Умань в Львов, а там я сел на поезд. Через восемнадцать часов я уже стоял, жалкий и потрепанный, на железнодорожной станции Фридрихштрассе и первый раз за столь долгий срок говорил по телефону со своими родными. Жаль, что это счастливое время прошло слишком быстро и момент расставания подобрался семимильными шагами.

30 декабря я получил приказ явиться 1 января для доклада к Гитлеру. Приглашение было передано мне из рейхсканцелярии. Пронизывающий холод господствовал тогда и в Германии. Я простился с женой на железнодорожной станции Зоопарк в Берлине и поднялся в ледяной от холода вагон поезда. Моим попутчиком был японский посол, который тоже ехал в Восточную Пруссию и который, на основании прежнего опыта поездок в спецпоездах, запасся коньяком. И не прошло много времени, как мы уже пытались согреться горячительным напитком.

Меня встретили товарищи в Кентшине и проводили в ставку фюрера через густой лес (1 километр). Нас проверили на нескольких постах и сообщили по телефону о нас на последнем посту. Охранные функции здесь выполнял личный состав моторизованной гренадерской дивизии СС «Великая Германия». Ставка состояла из нескольких железобетонных бункеров и обычных деревянных казарм, великолепно замаскированных – они были скрыты за высокими деревьями. Расквартирование и обеспечение питанием соответствовали обстоятельствам. Несомненно, целесообразность и простота были тем, чем руководствовались при строительстве ставки фюрера («Вольфшанце» – «Волчье логово». – Ред.).

Гауптштурмфюрер СС Пфайфер принял меня и проинформировал о причине моего вызова сюда. Из слов Пфай– фера я заключил, что Адольф Гитлер обеспокоен ситуацией на фронте и желал бы получить информацию, так сказать, из первых рук.

Адольф Гитлер производил впечатление простого и энергичного человека. Я был удивлен тем, что он прекрасно разбирался в вооружениях и был точно проинформирован о преимуществах и недостатках различных типов танков и бронемашин. Однако больше всего меня поразило то, что он был знаком с боевыми действиями моего батальона и хотел получить ответ на вопросы по тактике. С учетом предыдущих успехов батальона он был усилен гренадерской ротой легких бронемашин и огневым взводом тяжелых пехотных орудий.

Я не смягчал выражений, говоря о боевых действиях под Ростовом-на-Дону, и доложил о непосильных требованиях, которые были предъявлены к частям и соединениям. Я особенно акцентировал внимание на не соответствующем ситуации поступлении пополнений. Генерал Йодль поддержал меня и сослался на донесения из других подразделений. Из разговора у меня создалось впечатление, что ситуация с войсками на востоке очень мучила Адольфа Гитлера и он был озабочен тем, как помочь делу.

3 января вместе с полковником Цейцлером я вылетел на Не-111 обратно в Мариуполь. В Мариуполе я пересел на «Шторьх», который должен был доставить меня в Таганрог. Вскоре мы пролетели над дымящимися обломками сбитого U-52. Чтобы сократить мне путь в штаб дивизии, пилот посадил легкий самолет в пределах видимости командного пункта, и я сел в следовавшие мимо запряженные лошадью сани. Насквозь промерзший, я прибыл обратно в свою часть после 16-дневного отсутствия.

В ту же ночь я сменил Хуго Крааса, временно исполнявшего обязанности командира батальона, и в серых утренних сумерках впервые после столь долгого перерыва проковылял по позициям моей части. С начала Русской кампании до 15 декабря 1941 года в моем батальоне были отмечены следующие потери:

Убитыми:

6 офицеров;

9 военнослужащих унтер-офицерского состава;

79 военнослужащих рядового состава.

Ранеными:

20 офицеров;

33 военнослужащих унтер-офицерского состава;

308 военнослужащих рядового состава.

Пропавшими без вести:

1 офицер;

2 военнослужащих унтер-офицерского состава;

7 военнослужащих рядового состава.