Сорок лет одиночества (записки военной переводчицы) - Маргарита Александровна Неручева
— Насколько я помню, я не рассказывал Гитлеру об этих теориях. По всей вероятности, он сам читал что-то о геополитике, может, даже книги Гаусхофера… А что касается книги Гитлера “Майн кампф”, то это правда, что некоторые сформулированные в ней идеи, например, о жизненном пространстве, несомненно, заимствованы у профессора Гаусхофера. Гитлер использовал некоторые идеи и мысли, о которых я ему рассказывал. Гитлер — вы это должны знать — не был образованным человеком. Он взял идею Гаусхофера и приспособил ее к своим целям. Но хотя Гаусхофер даже навестил нас в Ландсберге, в книге Гитлера нет ни одного слова, которое принадлежало бы именно ему.
Бэрд спросил Гесса, что если бы ему пришлось начинать все сначала, поступал бы он точно так же? Изучал бы он геополитику и снова пошел бы за таким человеком, как Гитлер? Гесс, не колеблясь, ответил, что да, он пошел бы той же самой дорогой и кончил бы здесь, в Шпандау.
— Многие историки утверждают, что вы знали о плане “Барбаросса”. Русские до сих пор убеждены в этом. Что вы можете сказать об этом?
На сей раз Гесс долго молчал, прежде чем ответить.
— Я уже не помню, когда узнал о плане “Барбаросса”. Во всяком случае, не из-за этого я полетел в Великобританию.
Диалог прервало окончание прогулки. “Мы не спеша, — пишет Бэрд, — направились к зданию тюрьмы, по крутым вытоптанным ступеням поднялись наверх, длинным пустым коридором пошли к его камере”. Бэрд еще раз вернулся к вопросу о плане “Барбаросса”.
— И все же еще до полета в Англию вы должны были знать о том, что Гитлер намеревается напасть на Советский Союз. Русские убеждены в этом.
В глазах Гесса появилось чуть ли не отчаяние:
— Я же говорил вам, что подумаю об этом. Мне кажется, я что-то на сей счет уже написал. Вы можете все это использовать.
Потом он, порывшись в своих книгах, вытащил листок, на котором чернилами было написано: “До полета в Великобританию я не знал о намерениях Гитлера напасть на Россию. Я, однако, знал, что он не был дружелюбно настроен по отношению к Советскому Союзу”.
“Вот и все, что он захотел мне сказать по этому поводу”, — пишет Бэрд.
Несмотря на настойчивые приставания Бэрда, Гесс продолжал упрямо утверждать, что многое уже не помнит. Он, правда, подтвердил, что еще в Англии, а затем и в Нюрнберге симулировал потерю памяти, в чем, кстати, признался и перед Трибуналом, но, по его словам, в результате этой симуляции многое действительно стерлось в памяти. И Бэрд решил помочь ему, заставив его пережить сильное потрясение. Однажды, решив привести свой замысел в исполнение, он отправился в Шпандау.
“Когда я вошел, в камеру Гесса, — пишет Бэрд, — он сидел на кровати и ел салат.
— Вы не хотели бы взглянуть сегодня на свой комбинезон, в котором вы прилетели в Англию? — спросил я. Я застал его врасплох.
— Боже мой! Сейчас, теперь?
Мы отправились в тюремную каптерку, где я заранее развесил на плечиках на дверцах серо-голубой мундир капитана Люфтваффе и коричневый кожаный летный комбинезон.
Гесс обогнал меня и погладил кожу комбинезона:
— Невероятно! Это мой комбинезон. Тот самый, в котором я поднялся в воздух в Аугсбурге! — он ощупывал рукава и проверял молнии. — Все в порядке. Хорошая немецкая работа, полковник.
Он долго поглаживал мундир, кожаный летный шлем, комбинезон на меховой подкладке. Потом спросил:
— Скажите, полковник, что станет с этим мундиром, когда тюрьму когда-нибудь закроют?
— В соответствии с правилами, — ответил я, — его сожгут.
— Но ведь это же смешно. Зачем?
— Предполагаю, затем, чтобы его не превратили в своего рода нацистскую реликвию.
Гесс сказал, что, по его мнению, куда разумней было бы поместить его в Британский военный музей, там ведь уже находится мотор его самолета. Потом, подумав немного, он заметил:
— Наверное, вы правы. Все еще есть безумцы, которые не знают, куда девать деньги. Может, кто-нибудь и заплатил бы сегодня 50 тысяч долларов за этот мундир и комбинезон…”
Через несколько дней Бэрд решил подвергнуть Гесса еще одному испытанию: он принес рукопись будущей книги. Гесс ее охотно прочитал. 44 страницы Бэрд оставил ему на ночь.
“Наутро, — пишет Бэрд, — он протянул мне 30-ю страницу и сказал:
— Мне хотелось бы еще поговорить с вами о том отрывке, в котором речь идет о плане “Барбаросса”. Вы тут пишете: “Гитлер опасался, что Гесс может выдать план нападения на Россию. Он был одним из немногих, кто знал о готовящемся через шесть недель нападении, и у Гитлера волосы вставали дыбом от страха, что Гесс может его предать!” Вы этот отрывок вычеркнули, почему?
— Потому что, когда я писал его, мне это показалось правдой, но потом, во время нашей беседы, вы так энергично возражали, что я решил вычеркнуть это место.
Гесс уставился на меня:
— Полковник, я хотел бы, чтобы вы оставили все так, как написали.
— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? — спросил я. — Ведь тем самым вы признаете, что перед своим полетом в Шотландию вы знали о плане “Барбаросса”?
— Пожалуйста, полковник, оставьте все так, как вы сначала написали.
— Стало быть, вы что-то знали о плане “Барбаросса”?
— Да, знал.
— Так расскажите немного об этом.
— Не сейчас, — возразил Гесс. — С вас должно быть достаточно, что я прошу изложить этот факт так, как вы сделали это сначала, до того, как все вымарали.
С этими словами он поплелся в своих изношенных ботинках в туалет”.
Книга Бэрда вызвала поток требований освободить “старца из Шпандау”, проявить сочувствие и милосердие к “одинокому узнику” Шпандау, дать возможность вернуться в семью. К сожалению, эти требования звучали из уст некоторых высокопоставленных лиц и со страниц солидных западных газет.
Призыв к человеческим чувствам и ссылки на милосердие применительно к Рудольфу Гессу вызвали, разумеется, понятное возмущение и негодование у тех, кто еще не забыл, что представлял собой Гесс и за какие злодеяния против народов он несет ответственность. Гесс не раскаялся в содеянном, он не только был, но и по-прежнему хотел остаться лидером и кумиром всех неофашистов.
Жена Гесса Ильзе, не имея от мужа материальной поддержки с 1941 года, была вынуждена сама вести хозяйство, воспитывать и обучать сына, зарабатывать деньги различными публикациями. Она содержала пансионат на 18 коек для туристов в горах Баварии. Этот пансионат помогли ей приобрести на свои деньги родственники Риббентропа, бывшего министра иностранных дел.