Дыбенко - Иван Матвеевич Жигалов
Стали вместе думать, искать выход…
Ближе к осени подпольщики Крыма и всей Северное Таврии готовили вооруженные выступления, сил к тому времени набралось достаточно. Уже действовали боевые группы и на некоторых боевых судах, в том числе и на линейном корабле «Воля».
И вдруг стряслась беда. Близ дома, где жил Дыбенко, появился подозрительный тип, ходит, высматривает. За улицей установили наблюдение, подпольщики по очереди дежурили, «подозрительный» словно в воду канул.
Немного успокоившись, Дыбенко отправился в город. «Не могу я прятаться, не для того меня послали». Ночью возвращался с конспиративного совещания. (Проходило оно в бухте Голландия, в штольне.) Заметил, будто кто-то прячется в кустах. «Хвост», — подумал Павел, продолжая идти. Убедившись, что поблизости никого нет, перемахнул через невысокую изгородь, прижался к земле. «Хвост» прошел совсем близко, шаги удалились и пропали. Дыбенко вылез из укрытия, пробрался на «запасную квартиру», провел остаток ночи в маленьком сарайчике, заполненном дровами и садовым инвентарем.
Несколько раз менял жилье, однако понял, да и друзья предупредили: немецкая контрразведка напала на его след. А предал Дыбенко русский морской офицер из состава так называемого «колчаковского десанта», приезжавшего в мае 1917 года уговаривать балтийских моряков признать Временное правительство. Опознал бывшего флотского наркома; ночью, когда Дыбенко возвращался из бухты Голландия, до самого дома крался по следу. Павел понимал, что и от шпиков отделаться трудно… Оставаться в Севастополе стало опасно. Товарищи решили переправить Дыбенко в Балаклаву и там укрыть.
Подпольщики разработали надежный план: ночью Дыбенко на плоскодонке доставят на рыбацкую шаланду, та в Балаклаву. Не успели. Его поймали. «Руки вверх!» — завопил верзила-жандарм, целясь из нагана, тут же подскочили другие. Дыбенко свалили на землю. «Нет, мерзавцы, так легко я вам не дамся!» Одного ударил в пах, тот только охнул, закрутился на месте, другому кулаком свернул нос. Поднялся во весь рост, схватил шпика за горло, сдавил, крикнул: «Околевай, иуда!» В этот момент ему скрутили руки, связали и бросили на подъехавшую двуколку. Доставили в городскую тюрьму, начали допрашивать зверски, с пристрастием: били головой об пол, стегали металлическим прутом. Дыбенко сжал зубы, но не проронил ни звука… Один из истязателей в штатском показался знакомым.
— Ты не Воронов, а Дыбенко, нарком советского флота! — кричал он. — Говорить будешь? Нет?
Дыбенко бросили в одиночную камеру как особо опасного преступника. Первое время не трогали, но вскоре вызвали, следователь спросил:
— Не ваш ли брат прапорщик Федор Ефимович Дыбенко?
Дыбенко ответил:
— Я Воронов. Братьев у меня нет.
Сообщение о брате встревожило: «Только не хватало свидеться с Федором. А ведь может признаться. Тогда?..» Стал метаться из угла в угол, потом ухватился руками за железные прутья решетки, подтянулся к окну, увидел море и едва не закричал: «Жить, жить хочу!»
Дыбенко решил бежать. Ждал случая… Солдат-охранник принес миску мутной похлебки, Павел выплеснул ее в лицо тюремщика, сильным ударом сбил его с ног, сжал горло, отобрал наган, выскочил в узкий коридор и уже добежал до выходных ворот. Его схватили, свалили, жестоко избили. Он потерял сознание. Потом заковали в кандалы, бросили в камеру смертников. Очнулся только ночью. Загремел замок. В сознании мелькнуло: «Теперь все». Вывели, втолкнули в закрытую машину, ехали долго. «Куда же меня везут?» Остановились у мрачной симферопольской тюрьмы.
— Вылезай! — крикнул конвойный.
Снова одиночная камера… Опять допросы, допросы… Теперь их вели двое: круглолицый бритоголовый немец возрастом постарше и в звании повыше и русский штабс-капитан с сероватой бородкой и бесцветными глазами. Что перед ними не Воронов, а Дыбенко, они уже установили точно. Но все допытывались, с какой целью прибыл в Севастополь. С кем был связан? «Скажешь, коль жить хочешь», — хладнокровно твердил штабс-капитан. «Жить-то я хочу, но товарищей не выдам! Не добьетесь!» — твердил про себя Дыбенко. На вопросы отвечать отказывался. Его оставили в покое… Вскоре кандалы сняли… Время тянулось… Ежедневно спрашивал надзирателя, почему никто не появляется? Тот монотонно повторял: «Не могим знать». П. Е. Дыбенко потребовал бумагу и карандаш. Выдала. Пристроившись к металлическому столику, вделанному в стену, написал:
«Министру внутренних дел Крымского краевого правительства.
8 октября 1918 года.
Мне до сих пор не предъявлены мотивы моего ареста, и потому прошу Вас, г-н министр, указать и предъявить мне основания моего ареста и дальнейшего содержания в тюремном заключении.
П. Воронов».
Тюремщик унес заявление. «Ответ, конечно, не получу, — рассуждал Павел, — но пока оно будет ходить по инстанциям, может, приговор не приведут в исполнение…»
Заявление Воронова — Дыбенко пересылали из одной канцелярии в другую. Сохранившиеся в архивах документы свидетельствуют: на запрос министерства юстиции так называемого Крымского правительства прокурор Симферопольского окружного суда отвечал: «Дыбенко, назвавшийся Вороновым, был по указанию русских офицеров задержан 17 (30) сентября с. г. в Севастополе местной стражей как известный революционный деятель…» Через два месяца начальник симферопольской тюрьмы на запрос министра юстиции ответил: «Содержащийся во вверенной мне тюрьме Воронов — Дыбенко согласно распоряжению начальника Крымской краевой внутренней стражи от 1 сего ноября 3 сего ноября передан немецкому конвою для высылки его из пределов Крыма».
Об этой переписке Дыбенко, конечно, ничего не знал. Он томился в симферопольской тюрьме, ждал свидания с братом Федором, ответа на свое заявление и… казни…
Прошел сентябрь, начался октябрь, а Федора на очную не приводили и ответа на заявление не давали. 3 ноября 1918 года в сопровождении урядника и двух гражданских в камеру вошел начальник тюрьмы, сухощавый, длинный, красноносый, с лицом, изрытым оспой. Приказал быстро собираться.
Дыбенко втолкнули в закрытый автомобиль и долго везли на большой скорости.
Дыбенко не понимал, что происходит. Его окружили немецкие солдаты, повели в здание штаба. В залитом солнцем большом кабинете за столом сидел командующий оккупационными войсками генерал Кош.
— Вас надо было расстрелять, — медленно проговорил генерал. — Приказ об этом уже подписан… Но мы решили, что стоит принять предложение большевиков…
«Какое предложение?» — чуть не вырвалось. Скоро все выяснилось. Советское правительство, узнав об аресте Дыбенко, предложило немецкому командованию обменять Павла Ефимовича на группу кайзеровских генералов и офицеров, взятых в плен Красной Армией.
— Не
