Николай Кузьмин - Войсковые разведчики в Афгане. Записки начальника разведки дивизии
Эти данные подтверждались конкретными показаниями захваченного душмана у одного из небольших мостов на трассе южнее Чаугани. Этот человек, бывший офицер госбезопасности Афганистана, получив такое задание лично от Масуда, вместе с помощником пытался заминировать неохраняемый мост.
Задача, на первый взгляд, была несложной. Но уже несколько суток у всех более или менее важных объектов на дороге выставлялись наши засады, и диверсанты попали в одну из них. Сообщник бывшего хадовца был убит при захвате, а сам он без единой царапины был взят в плен.
Я присутствовал на его допросе. Молодой человек лет 25, спортивного телосложения, вел себя очень возбужденно, что нехарактерно для восточных людей, обычно невозмутимых. Он выложил все без утайки и, зная методы допросов организации, в которой ранее служил, умолял его расстрелять, не передавая в ХАД.
Год назад он, житель Панджшера, лично знакомый с Масудом, по его заданию был внедрен в органы госбезопасности Афганистана.
Видимо, со временем там он начал вызывать подозрения, так как, по его словам, его хотели арестовать, но он сумел вовремя сбежать. Вернулся в Панджшер, но там ему было приказано с небольшим отрядом, человек в 20, организовать блокаду перевала Саланг. Сначала у них была идея осуществить диверсию в самом тоннеле. Однако после нескольких попыток нападения, потеряв при этом почти всех людей, остатки банды ушли в район Чаугани, где было решено подорвать хотя бы один из нескольких небольших мостов и так выполнить задачу, поставленную Ахмад Шахом.
Что из этого получилось, я рассказал ранее.
Естественно, что после допроса его передали в ХАД, там судьба предателя была решена быстро и не скажу, что безболезненно.
Местный же главарь, о котором я уже рассказывал, Суфи Паянда, не особо рвался в бой, поскольку, считая себя полевым командиром не меньшего ранга, чем Масуд, он беспрекословное выполнение его приказов считал для себя унизительным. Кроме того, переходить к активным действиям – это вызывать на себя противодействие советских войск, пусть они лучше ослабляют Масуда.
Решив все вопросы и договорившись о взаимодействии с агентурщиками, мы вернулись в расположение наших войск. Поговорил с помощником начальника штаба батальона по разведке (была такая должность в войсках 40А), стоявшего в Чаугани. Фамилия его была Фабричнов, редкая фамилия, такую я встречал всего один раз в жизни – у начальника штаба 91 мсд в Чистых Ключах (Шелехове), где служил в 1975–1976 годах. Правильно, оказалось, что это один из его сыновей.
Тем временем состав нашей опергруппы немного увеличился. К нам присоединился командир саперной роты 541 оисб нашей дивизии (точнее, ВРИО командира роты) старший лейтенант А.В. Сорокин, возвращавшийся с взводом из Джабаль – Уссараджа в свою часть.
Случайно увидев своего командира взвода лейтенанта Ю.К. Смирнова и солдат, он узнал от них, что они прикомандированы к нам. Нашел меня и попросил включить его и взвод, который был вместе с ним, в состав опергруппы, чтобы не разрывать роту.
Меня это вполне устраивало, так как предстояли длительные действия на минированной местности, и саперы, да еще с собакой, не были лишними. Выйдя по радио на КП нашей дивизии, я переговорил об этом с начальником инженерной службы дивизии подполковником Н. Сорокиным, он не возражал. Таким образом, у нас стало 2 офицера-сапера, 3 БТР, 2 неполных взвода (16 человек) и одна минно-розыскная собака по кличке Дина.
Поздно вечером я еще раз вышел по радио на КП 108 мсд, сообщил полученные от ОАГр разведданные, сделав вывод, что на дорогу могут быть высланы диверсионные группы, причем не местные, а из Панджшера.
От них получил подтверждение боевой задачи и бесплатные советы: во-первых, не трусить, во-вторых, поменьше слушать всяких-разных. Из чего сделал вывод, что войсковая разведка 108 мсд с оперативной разведкой не дружит.
Утром в 8.00 начали выдвижение. Артиллерию и тыл оставили в гарнизоне за ненадобностью, однако я настоял на том, чтобы артиллеристы развернули орудия на огневых позициях, подготовили данные для стрельбы и были готовы поддержать нас до максимальной дальности. Как оказалось потом – как в воду смотрел.
В последний момент перед выездом ко мне подошел знакомый афганец, офицер ХАД (госбезопасности), и попросил взять в колонну их машину ГАЗ-69 и трех человек. Они ехали в Кабул и ждали какой-нибудь колонны, чтобы к ним присоединиться. Я поставил их в голову колонны вслед за саперами.
Порядок построения колонны был следующим: три БТР-70 с саперами, афганцы на «газике», командир 1 мсб майор Власов с двумя БМП, я с Бабенко и Фабричновым на Р-145, далее мотострелковые роты и минометная батарея.
Голова колонны вошла в ущелье, смотрю – вокруг горелые машины, топливозаправщики, несколько БТРов. «Что это?» – спрашиваю Фабричного. – «В прошлом месяце колонну сожгли», – отвечает он.
Только он это сказал, вдруг впереди началась такая пальба, что создалось впечатление, будто стреляют одновременно десятки автоматов и пулеметов. Командир батальона докладывает, что они подверглись очень сильному обстрелу с правой по ходу движения стороны.
Что же там случилось? Саперы на трех БТР оторвались вперед от колонны метров на 200–300. Прекрасное весеннее утро, все вокруг зелено. Солдаты все сидят наверху на броне и болтают, вместо того чтобы внимательно наблюдать по сторонам.
А вот афганцы-хадовцы, все опытные вояки, сняли тент с машины и ехали, всматриваясь в придорожную зелень. Они-то и заметили гранатометчика, прятавшегося в кустах метрах в 40 от дороги. Немедленно открыв огонь, они убили его и начали стрелять по всем кустам.
Видя, что внезапного нападения не получилось, вся засада (их было человек 50) открыли ураганный огонь. Саперы, услышав сзади стрельбу, интуитивно дали по газам и влетели в самый центр засады. По ним открыли автоматный и пулеметный огонь с 50—100 м, причем «духовские» пулеметы стреляли бронебойно-зажигательными пулями и БТРы были прошиты очередями насквозь как на швейной машине. Находящиеся внутри были так же поражены, как и сидевшие снаружи.
Водители двух БТР были убиты на месте, командир роты старший лейтенант Сорокин, находившийся в головном БТР, был ранен, командир взвода лейтенант Смирнов убит. Все, сидевшие на броне: упавшие убитыми или ранеными, и те, кто спрыгнул в придорожную канаву, оказались под кинжальным огнем душманов.
Засада располагалась несколькими ярусами: первый – около дороги в 30–50 м от нее в придорожных кустах, второй – выше по склону метров на 50, и третий – еще на 50 м выше в подготовленных окопах, которые они отрыли ночью. Поэтому лежавшие в канавах были у них как на ладони, и они были все убиты или ранены. Раненый водитель последнего БТРа все же смог подъехать к первому, и они перегрузили раненого командира роты в свою машину. Видя, что вперед пробиться невозможно, водитель начал разворачивать БТР, и тут «духи» ударили по нему из гранатомета. С такого расстояния промахнуться было невозможно, кроме того, от взрыва гранаты сдетонировал 100-килограммовый ящик с тротилом, лежавший в десантном отделении, и БТР разлетелся, в полном смысле слова, на куски.
