Михаил Ульянов - Приворотное зелье

Горько говорить, но сегодня торопливо, как бы воровски эксплуатируется интерес западной публики к русскому балету. Что делают новые умельцы? Создают большое количество трупп и даже театров балета под разными названиями лишь с одной целью: выехать за рубеж. Они предлагают зрителям так называемый «классический ширпотреб» (ничего себе словосочетание!), а для приманки зрителя стараются заполучить хоть одну звезду из числа солистов ведущих театров. После нескольких гастролей эфемерный коллектив распадается, и актеры остаются брошенными на произвол судьбы.

Грустно все это, не видно в этом достоинства ни человеческого, ни тем более творческого.

Понятие чести до революции существовало не только среди дворян и офицеров. Слово чести, данное купцом, мастеровым, было надежнее документа. Берегли честь русские интеллигенты.

Можно, конечно, сколько угодно шутить над наивностью Станиславского, когда он, смертельно больной, собрал вокруг себя актеров и заклинал их хранить честь Художественного театра. Но в этом заклинании была вера, что забота о чести родного театра для людей, служащих ему, — твердыня необоримая и опора для них самих. Об этом думается теперь все чаще и чаще…

Но, конечно, об этом — о чести театра — должны думать не только его служители. Никогда, ни при царе-батюшке, ни при Сталине, с театров не брали налогов. Все, что зарабатывалось, шло на решение социальных и творческих проблем. А сейчас нас задавили налогами. Я боролся за их отмену. Калягин сегодня, когда жизнь еще более усложнилась, борется, пока безуспешно. Однако надежда, что мы будем услышаны, нас не покидает.

…Когда меня избрали председателем СТД, а Элема Климова — Союза кинематографистов, Виктор Астафьев сказал мне: «Это только враги могли придумать, чтобы тебя и Элема Климова выдвинуть в председатели. Они хотят, чтобы вы свое основное дело не делали и плохо делали то, которое вам навязали».

Климов, в отличие от меня, когда это понял, сказал: «Все! Свой срок отбуду и уйду к чертям собачьим». И ушел.

Я же остался. Больше того: в то время я уже был художественным руководителем Театра им. Вахтангова. Много лет я совмещал эти должности, сидел то в одном, то в другом кабинете. Я перестал сниматься в кино, мало играл в театре. Порой, когда я сильно уставал не столько от дел, сколько от бесплодных попыток какие-то из них решить с пользой для Союза, для театра или просто для отдельного человека, я вспоминал слова Виктора Астафьева…

Но сегодня, на отдалении от той эпопеи, я рад, что послужил нашему СТД. Не едиными ролями жив человек. Я утешаю себя тем, что за годы моего служения Союзу кое-что нам всем удалось сделать, хотя выше головы не прыгнешь. Мы сосредоточили свои усилия на важнейших делах нашей корпорации: бытовых и профессиональных. И убедились, что это, а не занятие политикой и идеологией, единственно плодотворная трата наших сил, знаний и умений.

В эти годы я кое-что сделал и как актер. Сыграл в нашем театре в «Соборянах» Лескова, поставленных режиссером Виктюком. Снялся в фильмах Юрия Кары «Мастер и Маргарита» и Сергея Соловьева «Дом под звездным небом». Выкроил время для интересной работы — записи на радио «Братьев Карамазовых».

Но, конечно, все это требовало предельного напряжения сил и, проработав десять лет в СТД, я ушел с поста председателя, оставив за собой художественное руководство Вахтанговским театром.

А Я ЛЮБЛЮ ТОВАРИЩЕЙ МОИХ…

Работа актера и в кино и в театре — «артельная».

Это счастье, человеческое и творческое, когда съемочная площадка сводит тебя с людьми, близкими по духу, талантливыми, увлеченными своим делом.

Так было на съемках «Добровольцев». До сих пор согревают меня воспоминания о том времени, о моих товарищах. Помню, как импровизировал Леня Быков во время наших «скоростных» репетиций. Он уже был актером Харьковского театра драмы, и этот опыт помогал ему, как спасательный круг. Настоящий друг, хороший партнер, он не только плыл сам, но и тянул нас за собой.

В фильме «Председатель» хорошей школой для меня стала работа в партнерстве с великолепным актером Иваном Лапиковым, хотя играть с ним было, особенно поначалу, трудновато, — я чувствовал, что в отдельных сценах он, как у нас говорят, меня переигрывал.

Много лет проработал Иван Лапиков в Волгоградском драматическом театре, где его и высмотрел ассистент А. Салтыкова, режиссера «Председателя», когда ездил по городам и весям в поисках нужного типажа. Счастливая находка!

Кстати сказать, когда искали кандидатов на роли адъютантов, офицеров из окружения генерала Хлудова, одного из персонажей фильма «Бег», ассистенты смотрели в Омске фотографии актеров. В числе отобранных ими была фотография Владислава Дворжецкого. И когда Алов и Наумов увидели это странное лицо, с огромными марсианскими глазами, они поняли, что перед ними — сам генерал, что лучшего Хлудова им не найти.

Не представляю себе на месте Лапикова другого актера, до такой степени он достоверен: высокий, костлявый, чуть сутулый, как бы согнувшийся под тяжестью жизни, с сухим, тощим крестьянским лицом, с длинным носом. С этой его походкой, лениво-степенной, как и его манерой жить, он был неразличим среди крестьян, особенно если еще и не побреется. Иной артист подлаживается под эту простонародность, говорок найдет, но видишь, что все это актерство, оно немногого стоит для профессионала. У Лапикова и талант, и вся повадка его — природные. Он ведь вышел, как и многие из нас, из низов.

Человек он был замечательный. Ни тогда, ни потом, когда он стал известным актером, не было у него этого желания — покрасоваться на первом плане, оттеснить других. Внешне суровый, даже несколько смурной, он тем не менее располагал к себе очень разных людей. С ним интересно было беседовать на разнообразные темы — от рыбалки (Лапиков был заядлый рыбак) до космоса. Мы с ним дружно жили.

На съемочной площадке для меня, вахтанговского актера, не новичка в кинематографе — к тому времени я уже снялся в нескольких фильмах, — для меня, осознающего масштаб роли, которую я играл в «Председателе», Егора Трубникова, Лапиков был как бы компасом. Рядом с ним я боялся поверхностности и приблизительности игры, решения сцен. Вот здесь, я вижу, Лапиков играет лучше, здесь я изображаю, а не существую, здесь недоигрываю до глубины… Глядя на него, я направлял себя, старался как актер и человек соответствовать той правде, которой он владел изначально.

Сергей Аполлинарьевич Герасимов был совершенно потрясен именно глубинной правдой характера, сыгранного Иваном Лапиковым. Он принимал его больше, чем меня.