Илья Азаров - Осажденная Одесса

Противник тоже не дремал. Он нащупывал слабые места, готовя прорыв обороны.

8 октября на Военном совете при подведении итогов дня со всей остротой встал вопрос о реальности принятого нами плана эвакуации. Встал он не вдруг. Об этом говорилось и в предыдущие дни, раздавались предложения о пересмотре плана.

Но если бы он утверждался только нами! Тогда можно было бы изменить его и разработать другой, учтя требования, продиктованные жизнью. Но план был принят Военным советом флота и доложен в Ставку Верховного Главнокомандования.

А обстановка уже не позволяла медлить с эвакуацией. В любой момент могла произойти катастрофа.

Жуков и другие командиры, присутствовавшие на заседании, обращали внимание на обстоятельства отхода 95-й дивизии. Мы сами в ночь на 8-е отвели ее на новый рубеж, а противник и утром, и вечером пытался прорвать оборону, полагая, очевидно: если они сами отошли, то отойдут и под нажимом. Враг мог собрать большие силы и решительным ударом прорвать оборону. У нас же нет резервов. Может случиться непоправимое.

Мы еще раз всё взвесили и пришли к выводу: план постепенного отхода, рассчитанный на 20 дней, устарел и не отвечает новым условиям.

Шишенин и Крылов говорили о том, что командиры дивизий, с которыми пришлось беседовать, предлагают отходить не постепенно, а внезапно и сразу уйти из Одессы.

Все согласились с этим и решили сократить срок эвакуации, закончив ее 14–15 октября. В последний же день продемонстрировать свою активность, поддержав войска переднего края ударами кораблей и авиации флота.

Мы считали: поскольку сами признаем нереальным свой первоначальный план, со стороны командующего флотом и Военного совета тем более не должно быть возражений и с нами согласятся.

В телеграмме Военному совету флота, посланной 8 октября, мы писали, что для бойцов и населения эвакуация стала очевидной, противник тоже заметил ее и в своих радиопередачах призывает наших бойцов переходить на его сторону, прямо заявляя, что Одессу большевики оставляют. Населению хлеб выдается по сокращенной норме, но и при этом условии наших запасов хватит лишь до 12 октября. Поэтому мы просили разрешения сократить срок эвакуации и увеличить количество присылаемых транспортов и кораблей. Вместе с тем указали, что затяжка эвакуации во времени может привести к потере людей.

С текстом телеграммы были ознакомлены присутствовавшие на заседании Военного совета Шишенин, Хренов, Петров, Кузнецов, Крылов. Все целиком согласились с текстом.

Мы были так уверены в том, что Ф. С. Октябрьский и отличавшийся внимательностью к нам во время пребывания в Одессе Н. М. Кулаков согласятся с нашими предложениями, что, не получив ответа на телеграмму, приняли решение: ни в коем случае не отходить на следующие рубежи, как было запланировано раньше, а удерживать их; начать подготовку к внезапному уходу войск с переднего края и посадке их на транспорты и корабли; окончательный срок ухода установить по получении из Севастополя сообщения о выделении транспортов и кораблей артиллерийской поддержки.

Ответ Военного совета флота в наш адрес гласил: «Тоннаж — даем все, что можно. Вам давались указания особо секретно организовать эвакуацию, пустить дезинформацию не сумели. Как можем, будем усиливать движение транспортов, но вам надо держаться. Другого выхода нет. Разбивайте разговоры. Усильте дисциплину. Октябрьский, Кулаков».

Размышляя над этим ответом, я склонялся к тому, что командующий и член Военного совета просто не решаются докладывать в Ставку о нереальности длительных сроков эвакуации только потому, что прошло лишь двое суток, как Ставка утвердила эти сроки. Опыта в такого рода делах мы не имели, ошибочность своих расчетов признали, думалось мне; за неопытность можно поругать, но нельзя же не считаться с конкретной обстановкой и, не желая докучать Ставке, подвергать опасности тысячи людей, которые нужны, кстати, и для защиты Крыма.

Ко мне зашел Воронин и тоже высказал удивление безаппеляционностью ответа. Позвонили Жукову. Он еще не спал. Мы зашли к нему. Гавриил Васильевич, возбужденный, расхаживал из угла в угол.

— Упреки по нашему адресу, — зло бросил он, — похожи на страховку. Как же так? Разве можно в такой момент заботиться только о том, кто окажется виноватым?

Ясно, что Военный совет флота не представляет всей сложности положения Одессы, может быть, даже рассматривает наши предложения как плод растерянности, паники. Как пожалели мы тут, что нет уже с нами Гордея Ивановича Левченко, который поддержал бы нас своим авторитетом. Но препирательством заниматься некогда. Будем действовать, как решили, договорились мы. А когда потребуются корабли поддержки, поставим Военный совет флота перед совершившимся фактом. Об этом решении сообщили только узкому кругу лиц: Шишенину, Крылову, Кузнецову, Бочарову, Кулешову, Дитятковскому и Петрову.

На рассвете 9 октября генерал-майор Шишенин доложил, что противник в полосе 2-й кавалерийской дивизии возобновил атаки и, неся большие потери, стремится прорвать оборону. Ему уже удалось проникнуть на южную окраину Татарки. Мелкие группы пытаются форсировать Сухой лиман. Враг ввел резерв силой не менее полка и пытается развить успех. В полосах 95-й и 421-й противник тоже перешел в наступление.

Все это грозило как раз тем, чего мы опасались. Нужно было принимать срочные меры. 3-й морской полк и батальон 54-го стрелкового полка, находившийся в резерве, получили задачу: уничтожить противника, прорвавшегося в район Сухого лимана, и выбить вражеские силы с южной окраины Татарки.

Береговым батареям — 1, 39 и 411-й, бронепоезду «За Родину» было приказано поддержать огнем 2-ю кавалерийскую дивизию и части, предназначенные для контратак; 69-му авиаполку — продолжая прикрывать порт и подходящие к Одессе транспорты, нанести штурмовые удары по атакующей пехоте противника.

В 13 часов транспорт «Армения» и танкер «Серго», подходившие к Одессе, атаковала авиация противника. Прикрывавшие их истребители помешали ей сбросить бомбы прицельно. Транспорты благополучно пришли в порт.

В момент когда мы обсуждали доклады командиров дивизий об атаках противника, Военному совету доложили, что в городе произошли вспышки мародерства, преступные элементы призывают горожан громить продовольственные магазины.

Военный совет срочно выделил в помощь комендатуре несколько взводов морской пехоты и дал им право расстреливать мародеров и погромщиков на месте преступления. Беспорядки в городе удалось пресечь. Военный совет образовал тройку из представителей военного трибунала и прокуратуры и дал ей полномочия судить задержанных и уличенных в мародерстве и погромах.