Александр Колчак - Допрос Колчака. Стенограммы

На меня произвело тяжелое впечатление имевшее тогда место разоружение отряда полковника Толстого. Я видел, что правительство Хорвата сделать ничего не может, и что, следовательно, сил у него нет. Во Владивостоке хозяйничали союзники. Чехи, например, не пропустили в Никольск-Уссурийск отряда Хржешатицкого, задержав его на Гродеково. Для меня было ясно, что Хорват и его правительство не являются хозяевами на Востоке и никаких распоряжений делать не в состоянии. Там хозяйничают союзники, и единственным деловым аппаратом остается только земство. Более подробные сведения я получил после того, как послал одного из сопровождавших меня офицеров, — Вуича, — во Владивосток, чтобы собрать сведения и обрисовать картину, так как по газетам было впечатление полного хаоса и сумбура, и трудно было что-либо понять. В сущности, этим и определялось мое отношение к этим правительствам. Связи я с ними никакой не имел и не интересовался даже ими, так как в это время был на курорте. Я решил, что теперь наступило господство союзников, которые будут распоряжаться, даже не считаясь с нами.

Алексеевский. Какое впечатление произвел на вас самый акт объявления Хорвата себя верховным правителем?

Колчак. Я считал, что из всех лиц, которые были на Дальнем Востоке, Хорват единственный мог претендовать на это, так как он давно уже был на Востоке в качестве главноначальствующего полосы отчуждения, был известен на Востоке всем, и если он пытался образовать там правительственную власть, то и слава богу, — больше некому было этого сделать. Я нисколько этому не удивился, так как Хорват был единственно авторитетным лицом, которое могло это сделать.

Алексеевский. Это предполагает известную предпосылку в вашем умонастроении, что нужна единоличная власть. Ведь верховный правитель, это в сущности — диктатор.

Колчак. Я считал, что надо привести Дальний Восток к какому-нибудь порядку, поэтому я считал вполне попятным, если бы Хорват распространил свою власть, кроме полосы отчуждения, и на соприкасающуюся Приморскую область. Я считал вполне естественным, что Хорват пытается наладить управление. Во всяком случае я не считал, что это торжество идеи единоличной власти.

Алексеевский. Ваше умонастроение как будто было таково, что вы считали это единственным путем? [140]

Колчак. Я очень колебался, считать ли такой путь нормальным. Я совершенно не вступал тогда ни в какие отношения с Хорватом. Я считал, что в такие моменты какое-нибудь лицо должно было взять власть в свои руки, так как в тот момент положение вещей носило характер анархии, когда у нас начинали хозяйничать иностранцы. Таким образом, когда Хорват, известное на Востоке лицо, взял власть в свои руки, то в принципе я считал это приемлемым. Пусть он начинает вводить управление и какой-нибудь государственный порядок. Но я не считал, что персональный состав этого правительства был в состоянии справиться с этой задачей, и то, что впоследствии мне было сообщено во Владивостоке, подтвердило, что этот персональный состав не в состоянии будет справиться с делом. До моего приезда во Владивосток мне казалось, что было бы наиболее резонным начать организацию власти через земства, которые казались мне как бы зарекомендовавшими себя известной деловой работой в крае.

По этому поводу я могу сказать следующее. Когда я приехал в Токио, то Нокс[43] сделал мне визит. Разговаривая со мной о положении на Дальнем Востоке, он спросил меня, что я делаю. Я изложил ему подробно свою эпопею на Дальнем Востоке и причину, почему я уехал оттуда и нахожусь в Японии. Он просил меня сообщить, что происходит во Владивостоке, так как, по его мнению, нужно было организовать власть. Я сказал, что организация власти в такое время, как теперь, возможна только при одном условии, что эта власть должна опираться на вооруженную силу, которая была бы в ее распоряжении. Этим самым решается вопрос о власти, и надо решать вопрос о создании вооруженной силы, на которую эта власть могла бы опираться, так как без этого она будет фиктивной, и всякий другой, кто располагает этой силой, может взять власть в свои руки. Мы очень долго беседовали по поводу того, каким образом организовать эту силу. Нокс, по-видимому, приехал с широкими задачами и планами, которые ему впоследствии пришлось изменить, но он приехал помочь организации армии.

Я указывал ему, что, имея опыт с теми организациями, которые были, я держусь того, что таким путем нам вряд ли удастся создать что-нибудь серьезное. Поэтому я с ним условился принципиально, что создание армии должно будет итти при помощи английских инструкторов и английских наблюдающих организаций, которые будут вместе с тем снабжать ее оружием, [141] что если надо создавать нашу армию, то надо создавать с самого начала, именно с воспитания, т. е. строить школы для офицеров, для унтер-офицеров, потому что основная причина, почему нам так трудно было создавать вооруженную силу, это — всеобщая распущенность офицерства и солдат, которые потеряли, в сущности говоря, всякую меру понятия о чести, о долге, о каких бы то ни было обязательствах. Никто не желал ни с кем решительно считаться, — каждый считался со своим мнением. То же самое было и в обществе. Например, в Харбине я не встречал двух людей, которые бы хорошо высказывались друг о друге.

Ужасное впечатление у меня осталось от Харбина. Я человека в первый раз вижу, считаю его порядочным человеком, говорю с ним, как с таковым, а через минуту является другой и говорит: «Что вы с ним разговариваете, это — бывший каторжник» и т. д. А про этого другого говорит то же самое третий. Это была атмосфера такого глубокого развала, что создавать что-нибудь было невозможно. Это была одна из причин, почему я так скептически относился к правительству Хорвата, — оно состояло из людей, которые сидели в этой харбинской яме.

Алексеевский. Вы, значит, в известной степени считали, что земство могло бы быть государственной властью в силу того, что земство является государственным установлением, и что оно в то же время обнаружило достаточную деловитость в своей деятельности?

Колчак. Я главным образом базировался на последнем. Нокс спрашивал: «Каким образом можно создать власть?»». Я сказал: «Путь к созданию власти один, — в первую очередь нужно создание вооруженной силы, затем, когда эта сила уже наступает, то командующий этой силой там, где она действует, осуществляет всю полноту власти. Как только освобождается известные район вооруженной силой, должна вступить в отправление своих функций гражданская власть. Какая власть? Выдумывать ее не проходится, — для этого есть земская организация, и нужно ее поддерживать. Покуда территория мала, эти земские организации могут оставаться автономными. И по мере того, как развивается территория, эти земские организации, соединяясь в более крупные соединения, получают возможность уже выделить из себя тем или другим путем правительственный аппарат». Это была записка, которую я подал тогда Ноксу для того, чтобы выйти из хаоса. Впоследствии, когда мне пришлось поехать во Владивосток, когда [142] мне пришлось познакомиться с деятельностью земства, я убедился, что это земство было большевистского направления, и на него надежды, с моей точки зрения, не было.