В подполье Бухенвальда - Валентин Васильевич Логунов
Обстановка внутри лагеря напряжена. Прекратились работы, поползли слухи о поголовном уничтожении узников концлагерей, расположенных вблизи фронта.
Наиболее ярые садисты из эсэсовской охраны с наглой откровенностью говорят, что напрасно заключенные с таким нетерпением ждут дня поражения Германии, потому что это будет их последний день. Даже те из эсэсовцев, кто, чувствуя неустойчивость своего положения, пытается заигрывать с заключенными, тоже подтверждают угрожающие слухи об обещании Гитлера в случае поражения так «хлопнуть дверью, что весь мир содрогнется от ужаса».
Первого апреля Николай Симаков, в который уже раз, от имени русской секции предложил интернациональному подпольному центру план восстания, и опять этот план отвергается. На этот раз приходится согласиться с доводами возражавших, так как действительно в это время в районе городов Веймара и Эрфурта, то есть в непосредственной близости от Бухенвальда, сконцентрировано большое количество немецких войск. Остается ждать и быть готовым ко всему. Но как тяжело ждать в такой напряженной обстановке!
Чувствуя остроту момента, ребята настороженно подтянуты, сосредоточенны, разговоры немногословны, лаконичны.
— Говорят, 27 артиллерийских батарей вокруг лагеря разместили.
— И танки с огнеметами подтягивают. Мне сам хромой эсэсман сказал. Теперь, говорит, держитесь.
— А за ревиром вчера на вышке дополнительные пулеметы поставили и фауст-патронов понатаскали полно.
— Да, трудновато придется с нашими-то силами.
— Черт с ними, скорее бы только. Так рванем, что и про пулеметы забудут.
— Вышки тяжеловато брать будет. Все же бетонные ведь, да еще трехэтажные. Как туда к ним доберешься?
— А бутылки на что? Сами, как блохи, поскачут, как начнут поджариваться. Здорово наши медики придумали эти бутылки с самовоспламеняющейся смесью.
— О вышках нам беспокоиться нечего, их будут брать специально натренированные люди. У них такие кошки железные изготовлены. Ну, вроде крючья с тремя концами и кольцом для веревки. Вроде якорей.
— Вообще-то, все продумано здорово.
И вот второго апреля подпольному центру стало достоверно известно, что поступил приказ Гиммлера, предписывающий комендантам всех концлагерей принять меры к тому, чтобы ни один заключенный не попал живым в руки советских или союзных войск. Палачи явно боятся свидетелей, на себе испытавших все их злодеяния, и идут на все, чтобы скрыть свои преступления.
Не подозревая, что узникам известно действительное положение, комендант лагеря Пистер 3-го апреля вызывает группу наиболее авторитетных в лагере немецких заключенных и, пытаясь сделать невинное лицо, заявляет:
— Я чувствую тревожность обстановки внутри лагеря, поэтому хочу вам сказать, что это напрасная тревога. Мною получен приказ, чтобы в случае крайней необходимости я передал лагерь в руки союзников целым и невредимым. Я это и хочу сделать, но мне нужна ваша помощь. Учтите, что я имею сведения о том, что внутри лагеря некоторые иностранцы имеют оружие. Они собираются в первую очередь перебить всех немцев, подчеркиваю — всех немцев, то есть и вас, и нас, а уж потом двинуться навстречу американским частям. Может быть, для нашей общей безопасности придется эвакуировать часть наиболее опасных. Со своей стороны я гарантирую вам жизнь, если вы, немцы, поможете мне сохранить в лагере порядок до последнего дня.
Немецкие товарищи обратились прежде всего к нам, русским, и мы первые разоблачили неискренность этого обращения.
— Провокация! — сказал Николай Симаков.
— Ловушка, — сказал чех Квет Иннеман.
— Подлость, — сказал француз Марсель Поль.
И все оказались правы. Буквально через несколько часов, то есть в 6 часов вечера того же дня, через многогорлые репродукторы, расположенные по всем уголкам лагеря, раздалась команда:
— Всем евреям, находящимся в блоках, а также в ревире, немедленно с вещами построиться на аппель-плаце для эвакуации.
Мы знаем, что под словом «эвакуация» подразумевается более короткое слово «смерть». Восемь тысяч жизней. В последние дни существования фашистского террора мы не можем, не имеем права отдать им восемь тысяч душ. И заработала машина отдела Сергея Котова, в помощь ему подключился Николай Кюнг со своими людьми, да и мы — работники военных групп — бросили все силы на спасение еврейских товарищей. От каждого подразделения пришлось выделить специальные группы.
— А ну, назад! Цурюк![39] Тебе русским языком сказано — цурюк! Куда собрались? — шумят наши ребята на перекрестках улиц, возвращая обратно в бараки группы евреев, покорно плетущихся со своим скарбом на аппель-плац.
— Как назад? — удивляются те. — Не слышите, что ли, что по радио кричат — всем евреям цум тор[40]?
— Назад, говорят! Это не «цум тор», а цум на тот свет. Что, ферштейн нихт? Ну, а раз нихт ферштейн[41], то топай на блок да смотри не вылезай, что бы ни кричало радио…
Хорошая весенняя ночь на 4-е апреля пролетает незаметно. Наши люди шныряют по блокам и где уговаривают, а где просто приказывают евреям не подчиняться распоряжениям комендатуры. Многим, против их воли, срывают с одежды шестиконечные звезды и нашивают красные треугольники с буквой «R».
Утро только подтвердило наши опасения. Только что вынырнуло умытое солнце из-за кудрявых вершин буков, как опять ревут с брамы рупоры:
— Аллес цум тор! Всем к воротам на аппель-плац. Генеральная поверка!
Мы-то понимаем, что это делается специально, чтобы отобрать евреев и вывести их из лагеря для уничтожения. На площадь выходит только часть людей. Многие из нас в это время прятали еврейских товарищей под полами бараков, на чердаках, в канализационных трубах, зашивали в матрацы.
Вместо обычных, четко построенных прямоугольников, застывших по команде «смирно», на громадной площади аппель-плаца толкутся беспорядочные толпы людей. На месте построения еврейских блоков жиденькие кучки испуганных евреев, не решившихся принять помощь товарищей. В основном это новички, недавно прибывшие из Освенцима, еще не поверившие в силу интернациональной дружбы бухенвальдцев и не посмевшие ослушаться грозных приказов с брамы. Толпу сейчас же оцепляют и гонят к браме. Среди заключенных шныряют эсэсовцы и, присматриваясь к винкелям, выдергивают из общей массы людей с шестиконечными звездами на груди. Немногим более трех тысяч человек уходит через браму безропотно, по привычке подчиняться фашистам. Уходят в свою последнюю дорогу. Всего в трех километрах от лагеря, в густом лесу, недалеко от башни, построенной в память Бисмарка, на краю заброшенной каменоломни, их уже ожидают замаскированные пулеметы…
Непрерывно заседает интернациональный центр, потому что в эти напряженные дни
