Кристиан Жак - Нефертити и Эхнатон

В окружении фараона было два персонажа, которые заслуживают нашего особого внимания.

Эйе, носивший жреческий титул «отец бога» (или «божественный отец»), возможно, был дядей Эхнатона. Он исполнял очень важные обязанности в Фивах, при дворе Аменхотепа III, одним из первых переехал в новую столицу и там ничуть не утратил своего влияния – скорее даже приумножил его. Некоторые исследователи считают его наиболее могущественным государственным деятелем периода правления Эхнатона. Во всяком случае, точно известно, что он был одним из самых приближенных к царской чете людей. На одном изображении из его гробницы он, обнаженный, свободно беседует с Эхнатоном и Нефертити.

Эйе, искушенный во всех хитросплетениях египетской административной системы, и умевший избегать любых ловушек на своем пути, обладал уникальным по своей ценности опытом. Хорошо зная элиту страны (так как в прошлом ему не раз приходилось выполнять сложные и деликатные поручения), он был идеальным связующим звеном между Фивами и новой столицей. Без сомнения, именно поэтому он сумел продержаться на первых ролях и при предшественнике Эхнатона, и при нем самом, и потом – неизменно демонстрируя замечательную способность маневрировать и острое дипломатическое чутье придворного.

Эйе подчеркивает в своих надписях, что получал духовные наставления непосредственно из царских уст. Беседы между монархом и его первым слугой происходили весьма часто. Эйе удостоился многих титулов и почетных званий: «любимца совершенного бога»,[103] царского писца, носителя опахала по правую руку царя, начальника колесничного войска, начальника всех строительных работ Его Величества. Если верить текстам из его гробницы, Эйе пользовался доверием во всей стране. Эхнатон каждодневно осыпал его милостями, ибо считал очень компетентным человеком. Потому-то Эйе и был поставлен во главе высших сановников. Будучи человеком долга, он выслушивал повеления фараона и тут же их выполнял. Царь усыновил его. Эйе проявил себя перед владыкой Обеих Земель как безупречно правдивый и честный человек. Он был служителем ка Его Величества и радовался каждый раз, когда видел фараона во дворце. Будучи поставленным во главе вельмож и царских приближенных, Эйе знал, кто из них приятен царю, мудрому и «знающему подобно Атону». Эйе, ненавидевший ложь, олицетворял для царя Маат, закон жизни.

Эйе просил царя даровать ему счастливую судьбу, долголетие, надлежащее погребение в скальной гробнице, которую фараон ему уже пожаловал (в окрестностях Ахетатона).

Этот совершенный слуга получил все, чего хотел. Он дожил до глубокой старости. Что касается его гробницы, то она является одним из главных источников для исследователей религии Атона. На ее стенах записаны основополагающие тексты атонизма: «Большой гимн Атону», другие гимны Атону и царю, молитвы. Возникает даже мысль, что гробница Эйе представляла собой настоящее святилище, посвященное учению Эхнатона.

Разумеется, Эйе получил в дар от царя множество золотых ожерелий – в присутствии восхищенной толпы. Никогда ни один придворный не был удостоен подобной милости. Однако материальные блага, коими царь вознаградил этого талантливого человека, не должны заслонять в наших глазах его религиозной роли. Заслуги Эйе не ограничивались чисто административной сферой. Пожелания, которые он высказывает в одном тексте из своей гробницы, характеризуют его как верного приверженца Атона. Эйе просит у царя: Дозволь мне целовать священную землю, шествовать впереди тебя с приношениями для Атона, твоего отца, которые суть дары твоего ка. Дозволь, чтобы мое ка жило и процветало ради меня… Чтобы имя мое произносилось в священном месте по твоей воле, а я оставался бы твоим любимцем, который следует повсюду за твоим ка, чтобы я пребывал в милости твоей, когда наступит старость.

Эйе стремился к мудрости, а не к личной власти. Частые упоминания ка позволяют заключить, что, по представлению Эйе, государственный сановник, сколь высокое место он бы ни занимал, должен заботиться прежде всего о ка – творческой энергии, от которой зависит все. Недаром Эйе говорит, что на земле он «следовал повсюду» за царским ка, иными словами, видел сакральный аспект этой жизненной энергии. Если фараон дозволял кому-то из своих подданных обрести священный статус, то лишь потому, что все слова этого человека, произнесенные на земле, были истинными. Перед лицом вечности имеет значение лишь одно качество – правдивость.

Знаменитый генерал Хоремхеб тоже принадлежал к когорте крупных государственных деятелей, глубоко преданных своему долгу и стремившихся выполнять его с достоинством и эффективностью. Кинематограф был особенно несправедлив к генералу Хоремхебу, которого превратил в неотесанного солдафона и пьяницу. Трудно представить себе более грубое искажение реальности! Титул «генерал» не должен вводить нас в заблуждение. Хоремхеб был, прежде всего, «царским писцом», то есть образованным человеком и знатоком права. В Египте руководящие посты в армии нередко предоставлялись «гражданским» лицам, так как административная компетентность считалась весьма ценным качеством для сановника, который должен был управлять войсками и распределять материальные ресурсы. Хоремхеб был не единственным военачальником в Ахетатоне, но он, вероятно, осуществлял общее руководство, надзирая за функционированием армейских служб, за содержанием солдат и состоянием казарм.

Хоремхеб защищал порядок. Из одного трудного для интерпретации документа, кажется, можно понять, что в Фивах совершались грабежи гробниц, однако благодаря Хоремхебу (который, очевидно, возглавлял действия полиции) этим преступлениям был быстро положен конец.

Хоремхеб до конца оставался верным слугой Эхнатона. В период правления солнечной четы генерал довольствовался тем, что честно выполнял свои обязанности и повиновался приказам. Он вряд ли догадывался о том будущем, которое его ожидало, и разговор о котором нам еще предстоит.

Глава XXIII

РЕВОЛЮЦИОННОЕ ИСКУССТВО?

«Изменить искусство, – пишет Дэниэл-Ропс в своей книге об Эхнатоне (Царь, опьяненный Богом), – значило внести вклад в великую религиозную революцию, избежать контроля со стороны жречества Амона над любыми изображениями богов, освободиться от священных канонов».

Действительно, произведения искусства амарнского периода легко узнаваемы: их странный стиль, который некоторым людям кажется чудовищным, сразу же приковывает к себе внимание зрителя. Эхнатон, будучи подлинным творцом, создал оригинальное искусство, соответствовавшее его пониманию человека и вселенной; для него основание новой столицы подразумевало необходимость появления такого искусства, которое могло бы гармонично выразить мироощущение нового времени. Однако вправе ли мы утверждать, что Эхнатон вызвал из небытия искусство, прежде совершенно неведомое, искусство, опровергающее традиционные египетские критерии красоты?