Сергей Морозов - Бах

Мудрой верой в жизнь звучат элегические по сути своей строки песни:

Если ты рядом,я с радостью встречусмерть и вечный покой.Ах, был бы сладостенмой конец,когда б твои прекрасные рукизакрыли мои верные глаза.

Автор духовных кантат и «Страстей», драматических и трагических органных произведений знал, как часто страдание и смерть оказываются рядом с любовью – великой силой бытия человеческого. Мотивы любви и смерти переплетаются, на равных проходят в десятках произведений художника. Конечно же, это находило свое отражение и на страницах нотных книжек Анны Магдалены:

Всегда, когда я раскуриваю мою трубку,набитую хорошим табаком,для удовольствия и препровождения времени,она вызывает во мне грустные представленияи указывает мне,что я, в сущности, схож со своей трубкой!

Она сделана из той глины и земли,из которой происхожу я сами в которую я когда-либо опять превращусь.Трубка упадет и разобьется,в руке моей останется только разбитый черепок;такова и моя судьба.

Иоганн Себастьян – носитель мудрости народа. Улыбка не покидает его даже в минуты размышления о неминуемой смерти. Кто-кто, а уж Анна Магдалена знает своего Себастьяна и неуемную его любовь к шутке... Он, с детства слышавший о муках ада и сам десятки раз перекладывавший на музыку образы мучений грешников, не может отказать себе в простецкой ухмылке, заключая эту грустную песнь:

Сколь часто при курении,разминая пальцем горящий табак в моей трубкеи обжигаясь, я думаю:о, если уголь причиняет такую боль,то как же жарко будет в аду!

Такова знаменитая песня о трубке, о табачной трубке, звучащая в концертах баховской камерной музыки во множестве стран мира. Транспонированная для разных голосов – и мужских и женских, она создана, вероятнее всего, для голоса Анны Магдалены. Так же как и кантата, называемая «О довольстве» (204). Даже в это «домашнее» сочинение о бюргерском довольстве, усладе искусства, о покое и тишине Иоганн Себастьян вводит голосом сопрано тему, возвышающую человеческую душу над суетой повседневности.

Совсем неправильно, однако, было бы представлять Баха и его жену лейпцигскими домоседами, весь досуг которых посвящен семейным заботам, переписке нот да изредка семейному музицированию. Несмотря на строгость обязательств, данных при вступлении в должность кантора, Иоганн Себастьян часто покидал город.

В 1727 году его пригласили в Гамбург – у всех в памяти жило выступление Баха перед стариком Рейнкеном.

Года не прошло, как Бах побывал в Веймаре. После смерти высокомерного герцога наследником его стал Эрнст Август, еще с детства с симпатией относившийся к скрипачу «Красного замка» и виртуозу органисту.

Иногда сопутствовала своему мужу и Анна Магдалена. В феврале 1729 года в Вейсенфельс, потом в Кетен, когда там исполнялась траурная музыка памяти скончавшегося князя Леопольда. С отцом и матерью ездил в Кетен и Фридеман. Семья торопилась возвратиться домой, ведь той весной в Лейпциге были исполнены «Страсти по Матфею», а Фридеман заканчивал школу св. Фомы.

В сентябре 1732 года чета Бахов посетила Кассель. Там Себастьяну предстояло опробовать орган. Надо сказать, что слава его как испытателя органов превышала известность как композитора и приближалась к славе виртуоза исполнителя.

Это был очень напряженный год. Только что семья переехала в перестроенное здание школы; в июне родился Иоганн Христоф Фридрих, спустя два месяца родители потеряли полуторагодовалую дочку Доротею. Можно допустить, что муж не хотел оставлять в удрученном состоянии жену, и, поручив новорожденного кормилице и служанке, они отправились в Кассель.

Немецкий исследователь Шерер в 90-х годах прошлого века отыскал интересный документ. В нем удостоверялось, что прибывший в Кассель лейпцигский капельмейстер испытал находившийся два года в ремонте орган и получил «в подарок» 50 талеров, кроме 26 талеров, выданных ему на путевые расходы. Разъясняется при этом, что, помимо указанных выше вздержек, городской совет Касселя заплатил столько-то талеров на питание господина капельмейстера и его супруги хозяину гостиницы, еще столько-то носильщикам и один талер приставленному гостям на неделю служителю.

Дружескими были многолетние связи семьи Бахов и с Дрезденом. Новейшие исследователи отыскали немало дополнительных данных о том. История «поединка» с французом Маршаном каждый раз вспоминалась в Дрездене, когда Иоганн Себастьян приезжал туда. Шестидесятилетний версальский виртуоз уже потерял былую беглость рук в игре. Отказывало ему в здоровье, а ранней весной 1732 года дойдет до Саксония весть о смерти в Париже Луи Маршана. Сколько уже потерь музыкантов – своих старших современников пережил Иоганн Себастьян!

В столице процветала светская музыка. Это было заметно даже по внешнему виду артистов. Шелк, бархат, кружева; длинные платья с пышными украшениями у певиц; нарядные шелковые камзолы у артистов – пышность костюмов должна была перед знатью, и особливо перед иноземными гостями, свидетельствовать о богатстве и процветании Саксонии.

В Дрездене Бах имел немало доброжелательно к нему относящихся одаренных музыкантов. Он был своим в их среде. Капельмейстер и виртуоз Иоганн Дисмас Зеленка, пожалуй, пользовался прижизненной известностью большей, чем Бах, а как церковный композитор – безусловно. Но Бах, лишенный тщеславия, находился с Зеленкой в приятельских отношениях. Навещал он и семью Алиуса – в доме, что стоял в переулке Вильсдруффер, обычно останавливался лейпцигский гость. В свободные часы, может быть, здесь или у кого-либо из артистов собирался кружок музыкантов.

Под опекой двора, как и прежде, находилась музыка итальянская и французская. Иоганн Себастьян не чуждался ее, но подражание иноземному искусству ради развлечения придворной публики он ставил невысоко, хотя артистизм музыкантов и певцов вызывал его искренние похвалы.

Дружеские отношения Бах поддерживал также с дрезденским музыкальным светилом, автором опер Иоганном Адольфом Гассе. В своей книге Форкель так описывает путешествия Баха в саксонскую столицу: "Бах часто приезжал в Дрезден специально ради оперных спектаклей. В эти поездки он брал с собой обыкновенно своего старшего сына. За несколько дней до отъезда он обращался к нему с шутливым вопросом: «Ну что, Фридеман, не хочешь ли проехаться со мной в Дрезден, послушать там их милые песенки?»