Александра Коллонтай. Валькирия революции - Элен Каррер д’Анкосс
Советский посол также извлекла пользу из этого успеха. Но ее пребывание в Осло прервал новый вызов в Москву. Александру вызвали летом для участия в собрании исполкома Коминтерна. Сталин считал ее присутствие необходимым для того, чтобы она просветила партию о разногласиях между сторонниками и противниками Троцкого внутри Коммунистической партии Норвегии. На этом собрании она повстречала Мориса Тореза, имевшего репутацию одного из преданнейших сторонников Сталина, Анри Барбюса и Георгия Димитрова, чья репутация в Коминтерне была уже изрядно подпорчена.
Коллонтай в очередной раз имела возможность наблюдать атмосферу подозрительности, царившую в СССР. Только что началось так называемое Шахтинское дело — крупный процесс, на котором инженеры и технические специалисты обвинялись в саботаже советской экономики, — и это создавало еще более удушающую политическую обстановку. Дело закончилось вынесением смертных приговоров. Для Александры, которую всегда ужасала смертная казнь, такой вердикт был невыносим, но она знала, что время возмущения прошло и благоразумие требует от нее молчать ради того, чтобы обезопасить себя и Мишу. Поэтому она продолжила свое пребывание как ни в чем не бывало.
Фрагмент статьи неизвестного автора «Интервью Коллонтай о русском театре» из норвежской газеты «Наше Время» («Vor Tid»). 24 ноября 1928. На норвежском языке. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 2. Д. 27. Л. 4]
Ее московская жизнь состояла преимущественно из встреч, иногда чисто светских и продиктованных благоразумием, иногда дружеских, где она обнаруживала близких себе людей, которые, так же как она, боялись и молчали, объятые ужасом. По воле Сталина Коллонтай, как обычно, поселили в прекрасном гостевом доме Народного комиссариата иностранных дел, расположенном напротив Кремля. Именно здесь она приняла Дыбенко, сосланного на весьма неблагодарную командную должность в Средней Азии и срочно приехавшего в Москву ради встречи с ней. Его речи были пропитаны горечью, он жаловался на судьбу. Но беседа велась в осторожном тоне и ограничилась личными делами.
Коллонтай также приняла прибывшую с визитом американскую журналистку Луизу Стронг. Эта коммунистка, которую восторгало все, что она видела, не внушала ей никакого доверия, и разговор у них получился безупречно банальный. Луиза Стронг с удовольствием доложила об их беседе кому следует. До отъезда Коллонтай снова увиделась со Сталиным. Он настойчиво твердил ей, что нужно присматривать за Коммунистической партией Норвегии и информировать его о малейших отклонениях от официальной линии.
Александра отправилась в Осло проездом через Берлин, где собиралась встретиться с Боди. Они заранее договорились, что поживут какое-то время в Лиллехаммере, близ Осло, где она намеревалась отдохнуть, что стало ей просто необходимо после напряженных дней, проведенных в Москве. В течение трех недель они жили вместе, работали бок о бок и главным образом вели тревожные разговоры. В 1928 году некоторые советские партийные руководители, дипломаты мечтали бежать из СССР при первой удобной возможности, предвидя неистовство грядущих чисток. Боди, как известно, в этот раз порывался предложить такой вариант Александре. К тому же их совместное пребывание в Норвегии было своего рода тайной, они никого об этом не извещали. Но в 1928 году Коллонтай считала, что бежать ей не время. Как и большинство ей подобных, ее сковывал страх навлечь на себя сталинский гнев. Она не могла бросить в России Мишу и других близких, сделать их заложниками Сталина.
А. М. Коллонтай (3-я слева) среди участниц одного из совещаний женщин Востока. Москва, 1930-е. [РГАКФД]
После краткого мига счастья и страха, которые Коллонтай и Боди разделили друг с другом, настал час расставания. Боди отправился — на сей раз открыто — в Осло, чтобы там присоединиться к жене и дочери и вместе с ними покинуть Норвегию. Оставшись в одиночестве, Коллонтай вновь принялась за работу, но оказалась в особенно неблагоприятных условиях. В конце 1928 года пресса отзывалась об СССР крайне неодобрительно. В Париже советская власть похитила белого генерала Кутепова, который бесследно исчез. Разразился грандиозный скандал, и «рука Москвы» стала предметом всеобщего осуждения. В Осло после этого похищения все норвежцы, встречавшиеся Коллонтай, выражали ей свое негодование, а она была вынуждена отстаивать заведомо проигрышные позиции. Ей пришлось приспосабливаться к более жесткому курсу Москвы. Вот почему, когда находившаяся в изгнании великая русская балерина Анна Павлова появилась в Осло, Коллонтай, возможно, полагавшая, что за ней следят, заявила норвежскому Министерству иностранных дел ноту протеста в связи с приемом, оказанным «женщине, которая предала Россию». Образ Коллонтай в глазах общественности померк.
Ей пришло время покидать Норвегию, и такой шанс представился: умер советский посол в Стокгольме Виктор Копп. Конечно, назначению Коллонтай в Швецию, чего она так желала, мешало одно обстоятельство — с 1915 года она являлась персоной нон грата в этой стране. Оценивая свои шансы на то, что ее примут, Коллонтай провела целое расследование и написала Литвинову, что ее назначение будет одобрено. В октябре 1930 года она прибыла в Стокгольм. Несколько недель спустя она представила свои верительные грамоты шведскому королю, и еще через две недели запрет, действовавший в отношении нее с 1915 года, был снят.
Тем не менее не все было так просто с этим новым назначением. Швеция с СССР находились в отвратительных отношениях, поскольку в свое время Швеция взяла на себя инициативу и предложила всем Скандинавским странам связать себя антисоветским пактом. Поначалу немногие шведы рисковали отвечать на приглашения Коллонтай. Конечно, у нее уже имелось там несколько друзей, включая детей бывшего лидера Социал-демократической партии Швеции (СДПШ) Карла-Яльмара Брантинга, с которым Александру многое связывало. Но он умер в 1925 году, и с СДПШ Александра с тех пор держалась на расстоянии.
Перечень деловых встреч и визитов А. М. Коллонтай, наброски распорядка дня, планов работы и др. Ноябрь 1929–1935. [РГАСПИ. Ф. 134. Оп. 1. Д. 16. Л. 1–2]
Однако проблемы, с которыми Коллонтай приходилось иметь дело, заслуживали внимания. Недоверие шведов к СССР и его политике можно было преодолеть лишь со временем, а до тех пор следовало вести переговоры по конкретным проблемам, которые проще решить. Во главе повестки дня стоял
