Игорь Оболенский - Мемуары фрейлины императрицы. Царская семья, Сталин, Берия, Черчилль и другие в семейных дневниках трех поколений

Никогда не забуду, как в день отъезда с раннего утра все сидели и ждали грузовики, на которых могли бы поехать к поезду. Взошло солнце и своими первыми лучами осветило цинковые гробы, возле которых сидели невинно репрессированные…

После того как Берию арестовали, освобождения приостановили. Слухи ходили, что Берия хотел повернуть страну к капитализму. Хрущев сказал, что еще надо разобраться, кого освобождают. И мы еще полтора года просидели в Казахстане.

Казахстан я покинула первая. За мной приехал жених, и мы уехали в Москву.

Перед отъездом я оглянулась на маму с братом – и так стало тяжело на душе! Я ведь не знала, когда увижу их в следующий раз.

Это случилось только через год.

«По возвращении из Казахстана я пошла в домоуправление. Там мне сказали, что простят меня, только надо подписать бумагу. Я испугалась – вдруг они хотят заставить сотрудничать с ЧК?

Решила, что либо покончу с собой, либо поеду обратно в Казахстан. Но это оказалась бумага, что я просто без их разрешения не покину пределы Грузии. Я с облегчением вздохнула и сказала, что, если меня не выселят, я сама из Грузии никуда не поеду.

В институте восстановили только по указанию секретаря райкома. Но многие не здоровались. На одной из сессий даже не садились со мной на одном ряду…»

Все годы ссылки я жила перепиской с Тенгизом. Моим Тенгизом.

Признаться, я не люблю на эту тему говорить. Но не говорить тоже будет не совсем честно по отношению к Тенгизу.

Он считался очень хорошим художником, имеющим большую перспективу. Был единственным сыном у отца, сестра у него рано умерла. И мать.

И то, что он, бросив все, поехал за мной в Казахстан… Этот его поступок точно можно назвать героическим.

Меня в Тбилиси потом останавливали совершенно незнакомые люди, которые слышали, что Тенгиз за мной приехал. И говорили: «Как мы хотим встретить его и выразить благодарность за тот героический поступок».

Мы познакомились благодаря… хлебной книжке. После войны, чтобы не умереть с голода, мне была нужна эта книжка. И один наш университетский профессор попросил своего дядю устроить меня в театральный институт. А там работала двоюродная сестра Тенгиза. И вот она и ее подруги и познакомили меня с Тенгизом.

Издалека-то я его уже видела. И он, оказывается, тоже издалека меня знал.

И потихоньку начал ухаживать за мной, приходить в гости. Как-то пригласил в кино, я пошла. И сразу весь Тбилиси заговорил: «Если Татули в кино пошла, значит, замуж выйдет». И нас уже венчали, по-моему.

Когда он только начал ухаживать за мной, я не говорила подругам, кто мой избранник. И фамилию не называла. А когда они уж очень начинали настаивать, то говорила, что он просто работник искусства.

Тогда они сами придумали ему прозвище – Ассорти. Дело в том, что я очень любила конфеты, и Тенгиз мне всегда дарил бонбоньерки «Ассорти». Так мы его между собой и называли.

В 1951 году мы с Нитой Табидзе, дочерью поэта Тициана Табидзе, отдыхали в Гаграх. И вечером опоздали на поезд.

Никогда не забуду, как мы с ней устроились на перроне. Я сидела на скамейке, а она прилегла, положила голову мне на колени, и мы с ней о многом успели поговорить.

Была лунная ночь, вокруг тишина, голубые глаза Ниты были совсем близко от моего лица и смотрели, казалось, прямо в душу. Тогда я ей и рассказала, кто мой жених.

«А ты сможешь вести жизнь, которая будет нужна Тенгизу?» – спросила Нита.

Меня ведь считали домоседкой, а Тенгиз был богемным человеком, любил погулять, гостей принять.

Я ничего не ответила Ните, так как попросту не задумывалась над этим вопросом. Но в итоге мы прожили с Тенгизом больше полувека…

Его не было в городе, когда меня выслали в Казахстан. А когда он вернулся, то тут же отправился к нам домой. Товарищ, встретив Тенгиза на лестнице, спросил, куда он идет.

– К Татули.

– А ты что, не знаешь?

– Нет, а что случилось?

– Их выслали три дня назад. Всю семью.

По соседству жила моя двоюродная сестра Тина. Тенгиз, даже не постучавшись, влетел к ней домой, сел и начал плакать. Полчаса он не двигался и просто плакал…

Тенгиз не объяснялся мне в любви. Но, узнав о том, что нас выслали, написал в письме: «После смерти мамы и сестры я не предполагал, что со мной может произойти такое несчастье».

И этого для меня было достаточно, все стало понятно.

Правда, когда он присылал мне телеграммы в Казахстан, я интересовалась, как он их подписывает. Потому что если в конце было бы «целую», то я бы прекратила с ним общение. Какое он имел право на такие слова? Тенгиз подписывался «с уважением»…

Ему ведь из-за меня не дали Сталинскую премию. Он выполнил памятник великому грузинскому ученому Ивану Джавахишвили, который был выдвинут на соискание премии. Но председатель комитета по Сталинским премиям Акакий Хорава сказал, что человек, у которого жена ссыльная и который ходит по коридорам КГБ, не достоин такой высокой награды. И Тенгизу премии не дали.

Он действительно, как только узнал о нашей высылке в Казахстан, принялся ходить в КГБ и искать возможности вернуть нас.

25 декабря нас выслали, а 29 декабря Тенгиз уже находился в Москве и начал хлопотать, бегать по кабинетам и писать заявления о том, что его невесту незаконно выслали.

Я говорила потом: «Какое ты имел право называть меня невестой? Ты мне в любви не объяснялся, я не соглашалась». Но это я шутила, конечно.

Ему, подающему большие надежды молодому скульптору, говорили: «Что, других девушек, что ли, нет? Почему ты к этой Татули привязался?»

Когда он уезжал за мной в Казахстан, то пришел сказать об этом отцу. У того он был единственным сыном – жена и дочь погибли. Сестра Тенгиза заболела скоротечной чахоткой. Ей сказали, что нужно ехать на море, и мать повезла ее в Гагры. Там девушка проводила все дни на солнце, и болезнь еще больше развилась. И она умерла.

Так мать не могла себе этого простить. После похорон дочери не брала в рот ничего, кроме хлеба и воды. И умерла в день похорон дочери, год спустя.

Тенгиз жил с отцом. Тот был главным администратором в Опере. Тенгиз часто бывал там. И я с подружками фактически жила на галерке. Наизусть знала «Кармен» и другие оперы. Не имея слуха, с легкостью определяла, где артисты допустили фальшь. Подруги всегда этому удивлялись…

Тениз ожидал услышать от отца просьбу или даже требование остаться с ним в Тбилиси. Но мужчина только спросил: «У тебя деньги есть? Все-таки долгая дорога предстоит. Береги себя!»

И вот в один прекрасный день Тенгиз появился в Казахстане с документами о моем освобождении.