Друзей моих прекрасные черты. Воспоминания - Борис Николаевич Пастухов
Казенные дачи на Николиной Горе, где летом жили секретари ЦК ВЛКСМ, соседствовали забор в забор с дачами Михаила Моисеевича Ботвинника, Тихона Николаевича Хренникова и некоторыми другими собственниками этого уникального уголка Подмосковья.
Мне не пришлось сыграть ни одной партии в шахматы с этим великим гроссмейстером, но нас связывали, как мне казалось, глубокие личные, весьма уважительные, откровенные отношения. Когда Михаилу Моисеевичу не удавалось с кем-то уехать на работу в Москву, то он поджидал меня у калитки, и мы вместе отправлялись в город.
Путь – не очень длинный, но всегда располагающий к разговорам на разные темы: о жизни, о политике, о положении дел в нашей энергетике и прочее-прочее-прочее, ну и конечно же о шахматах. Тогда я задавал ему множество вопросов. Например, а что представляет собой как человек Анатолий Карпов, шахматная звезда которого стремительно всходила? Спрашивал конечно же и о других мастерах. Михаил Моисеевич был откровенен, жёсток в оценках, но, как показало время, справедлив. Например, о Карпове: «Талантлив, высокомерен, ни своего происхождения, ни своих учителей уже не помнит, но, Борис Николаевич, поверьте, со временем это пройдет». Ведь так и вышло.
Многие годы Михаил Моисеевич увлекался разработкой шахматной компьютерной программы. Он верил, что компьютерный гроссмейстер в конце концов окажет достойное сопротивление гроссмейстерам – талантливым людям, что, как известно, и произошло, причем компьютер смог обыграть чемпиона мира.
В 1961 году «Комсомольская правда» опубликовала сокращенный вариант лекции М. М. Ботвинника «Люди и машины за шахматной доской». Эта тема явилась для него основополагающей. В лекции говорилось о том, что человек играет в шахматы по определенной программе, хотя подчас и не осознанной им. Поэтому вполне может быть поставлена проблема передачи алгоритма шахматного мастера вычислительной машине.
Общеизвестно: шахматная игра – переборная математическая задача. Задача сложная. И сложность состоит в том, что шахматы – игра двусторонняя. Играть в шахматы – значит решать эту переборную задачу. Тот, кто лучше ее решает, тот и побеждает.
«Древо перебора», которое лежит в основе методики действий «компьютерного шахматиста», было использовано Михаилом Моисеевичем и в его научных изысканиях. Он блистательно применял теоретические разработки компьютерного плана, связанные с шахматной игрой, с решением сложных научно-технических задач.
Этим делом он жил, оно действительно захватило его. Этим разработкам было присвоено имя «Пионер». «Пионер» развивался, мужал, играл во все большую шахматную силу. Когда мне пришлось уехать на дипслужбу за границу, Михаил Моисеевич присылал мне письма о своем житье-бытье и всегда рассказывал о том, как «себя чувствует «Пионер», передавал приветы от «Пионера». Вот одно из таких посланий, написанное на титуле компьютерной программы: «Дорогому Борису Николаевичу добрые пожелания «Пионера», который всегда будет шагать в ногу с комсомолом. М. Ботвинник, Б. Штельман, А. Резницкий».
Мне запомнились его рассказы: средств не было, и «Пионер» разрабатывался на энтузиазме. Михаил Моисеевич занимается поисками компьютерного машинного времени, чтобы опробовать свои схемы. Рассказывал он примерно так:
– Я прихожу, ну, например, в Госплан. – А в те времена Госплан СССР обладал уникальной электронно-вычислительной базой, этот совершенно уникальный компьютерный парк конечно же весьма интересовал Ботвинника… Ну так вот, продолжаю его прямую речь: – Прихожу в организацию, знакомлюсь с руководством, и первое, что я делаю, проясняю для себя, кто же из них шахматист или любитель шахмат. И вы знаете, практически во всех организациях такие люди находились, и я, выбрав именно этих людей, начинаю вести разговоры о «Пионере». Постепенно они увлекались и становились моими активистами или, вернее сказать, я становился их подопечным.
Вот так благодаря удивительному энтузиазму и настойчивости Михаила Моисеевича продвигался в жизнь «электронный шахматист», который носил гордое имя «Пионер».
Однажды мы ехали на работу в Москву, и я видел, что Михаил Моисеевич чем-то озадачен. Задавать лишние вопросы у нас было не принято. Но когда мы подъезжали к Москве, он рассказал, что на днях получил приветственное письмо от руководства шахматной федерации ФРГ, в котором отмечены его «выдающиеся заслуги в области развития шахмат» и информируют о том, что шахматная федерация Западной Германии, видимо организация не бедная, приняла решение наградить его памятным подарком – автомобилем «мерседес».
– Борис Николаевич, что делать? Ведь у нас порядок какой: все значительные подарки надо сдавать государству. Мне-то что делать, как отвечать этим немцам? Да и своей машины, вы знаете, у меня нет.
– Михаил Моисеевич, мне кажется, вам надо написать обращение к руководству, к правительству страны, изложить обращение шахматной федерации ФРГ и попросить в порядке исключения дать вам разрешение принять их подарок.
– Ну что вы, из этого ничего не выйдет, что за народ сидит за кремлевскими зубцами, я хорошо знаю.
Остановили машину, я достал из своей папки чистый лист бумаги, вместе с ручкой протянул его Михаилу Моисеевичу. И фактически под мою диктовку на имя Алексея Николаевича Косыгина, который в то время был председателем Совета министров, он написал заявление на тему «мерседеса».
Еще раз остановились около Кутафьей башни Кремля, там располагалась экспедиция, где принимали всякого рода письма и корреспонденцию, направляемые в Кремль. Ботвинник сам отнес и сдал в окошко заявление. Вернулся, облегченно вздохнул и сказал:
– Все равно ничего не выйдет.
– Посмотрим, – сказал я ему, – у Косыгина письма и обращения больше трех-четырех дней не лежат.
Каково же было радостное изумление Михаила Моисеевича, когда через три дня фельдъегерь доставил ему решение правительства, в котором М. М. Ботвиннику разрешалось, в порядке исключения, принять этот подарок немецких шахматистов.
Прошло совсем немного времени, я был приглашен на дачу Ботвинника, где у ворот стоял блиставший хромированными деталями «мерседес» последней модели темно-голубого цвета. Вокруг автомобиля расхаживал счастливый Михаил Моисеевич, нежно поглаживая немецкое чудо.
Кстати, о даче. Михаил Моисеевич жил в неказистом деревянном доме, на застекленной холодной веранде висело несколько его лавровых венков чемпиона мира. Он не признавал никаких домработниц, помощников по хозяйству, по дому делал все сам. Стирал и гладил, помогал, а фактически обслуживал тяжелобольную жену Гаяне Анановну – в прошлом солистку балета, с которой он прожил всю жизнь.
Он любил показывать свои книги, коллекцию шахмат и, лукаво улыбаясь, рассказывал:
– Мы, шахматисты, народ непростой. Вот меня приглашают на разные турниры, а я прикидываю, где какие будут призовые и что можно купить в этой стране для дома, для семьи. Вот, к примеру, уникальный автомат, на котором работает отопительный котел, я его привез на призовые из ФРГ. Порылся во всяких справочниках, пришел к выводу, что лучшие отопительные котлы производятся в Германии, дал согласие поехать на турнир в Гамбург и занял там
