Чак Лашевски - Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида

Моральные силы и самоуверенность Рида таяли. Изоляция и тоскливая тюремная жизнь изнуряли его. Он всегда был активным человеком, и большую часть последних десяти лет провел, выступая перед тысячами и встречаясь с сотнями людей. Теперь, заключенный в одиночную камеру, Рид был слишком ослаблен, он не мог делать физические упражнения, и только сидел, сидел, мерил шаги и ждал. Ему нечего было почитать, он не мог писать, так как не было письменных принадлежностей, а контакт с людьми был очень ограниченным. Время текло мучительно медленно. Тюремные власти добавили еще кое-что к его и без того разрушительной психологической и физической пытке. Еще несколько политических заключенных были посажены в ту же тюрьму, что и Рид. Единственное их преступление состояло в открытых высказываниях и демонстрации протеста против тирании. Двое из тех заключенных были друзьями Рида, которые помогли ему пробраться в Аргентину. Комната пыток соседствовала с камерой Рида, и он мог видеть, как охранники волокут его друзей по коридору. Он слышал, как его товарищи кричат от боли, умоляя допрашивающих не истязать их больше, что они очень сожалеют о том, что дурно отзывались о генерале и его сторонниках. Страдания друзей почти сокрушили Рида. С одной стороны, было невыносимо слышать, как истязают его товарищей. Более того, глубоко в душе Рид считал себя виновным в том, что они были арестованы и теперь подвергаются садистским мучениям. А с другой стороны, он сам не был защищен от ожидания и страха, что может стать следующим. «Он сказал, что единственное, о чем он думал, — это о возвращении к нам, — вспоминала Патриция. — Он мечтал о нас».[186]

Спрятанный в тюремной камере, ничем не занятый ни днем ни ночью, Рид прокручивал в мыслях звуки тех пыточных сеансов. Невероятное облечение принесла ему работа по очистке тюремных дорожек, предоставленная в ответ на бесконечные его просьбы о каком-нибудь занятии.

Дома, в Риме, Патриция поняла, что происходит что-то неладное. Несмотря на напряженные семейные отношения, Рид регулярно писал и звонил домой. Ей было известно о планах ее мужа прорваться через аргентинскую границу, и она прекрасно осознавала поджидающие его потенциальные опасности, если этот план осуществился. По прошествии недели, за которую от Рида не поступило ни одного известия, Патриция принялась писать и звонить их друзьям в Аргентине. В то же время в Лос-Анджелесе беспокойство о местонахождении друга также начинало охватывать Патона Прайса. Он подключил других товарищей, и они организовали кампанию, направляя письменные запросы в адрес аргентинского руководства с требованиями объяснить, что произошло с Дином Ридом.

Наконец, через 16 дней после того, как его забрали на улице, Рид сумел тайно переправить письмо из тюрьмы. Одна из крупнейших газет Буэнос-Айреса осмелилась опубликовать это письмо, в котором также упоминалось о том, что его держат в застенках за предполагаемую антиправительственную деятельность. Теперь все знали, на чем нужно сконцентрировать свои усилия. Патриция попросила друзей, включая старинного друга Рида по съемкам в кинофильмах Палито Ортегу, навестить его в тюрьме и передать ему свежие продукты. Рискуя своей собственной свободой, они выполнили ее просьбу. Одна супружеская пара принесла для него кокосы и папайю. Однако большая часть визитеров была отправлена от порога, и ни одного письма Патриции не проникло внутрь. Лишь один конвоир, симпатизирующий Риду, нашел способ передать ему в камеру еду и поведал суть все увеличивающегося числа сообщений, адресованных американскому заключенному. Вдобавок, ослабленные оппозиционные партии и профсоюзы рабочих, включая актерский союз, увеличили число требований освобождения Рида из-под стражи. «Я искренне обнимаю вас, и вам следует знать, что это объятие есть символ того, что весь аргентинский народ хотел бы обнять вас», — написал Хосе Руччи, генеральный секретарь профсоюзов. Эти письма, усиленные давлением североамериканской кампании Прайса, привели к тому, что через двадцать один день после заключения под стражу Рида освободили.[187]

Патриция переслала мужу деньги, и он немедленно ими воспользовался для покупки билета на самолет, вылетающий в Рим. Когда он вышел из самолета, его жена была шокирована увиденным. «Я уверена, они думали, что сломили его, — сказала она. — Выйдя из самолета, он едва держался на ногах. Он был похож на доходягу. Он вернулся нервным, с безобразной стрижкой, с ужасными ногтями. Он не мог улыбаться долгое время. На его теле были язвы. Он был тощий и мучился от простуды, которую там приобрел. От него ужасно пахло. Единственной его отрадой была дочка. Каким-то образом его пытали, но он никогда не рассказывал об этом. Он просто стискивал челюсти. Прежде он всегда спал спокойно, а теперь у него появились ночные кошмары. Он кричал».[188]

Генерал Онганиа не сломил Дина Рида, но повредил ощутимо. Исчезло то чувство несокрушимости, которое сохранялось после его предыдущих соприкосновений с политической полицией или обстрелов его дома.

Рид потихоньку выздоравливал в Риме, но ни радость от общения со своей трехгодовалой дочуркой, ни суровость его тюремного заключения, не могли удержать семью от распада. Свою поездку в Чили и Аргентину Рид посчитал первым шагом, ведущим к разрыву. В письме к своей теще он признавал, что не был настоящим отцом и мужем, в большей степени из-за того, что находил более важным сражение с несправедливостью, существующей по всему миру. «К настоящему времени Пэтти и я утратили то общение, которое очень важно в супружеской жизни, и я чувствую, что было бы лучше расстаться прежде, чем мы начнем ненавидеть друг друга. Я безмерно уважаю Пэтти. Она прекрасная женщина, замечательный человек и старалась быть мне хорошей женой. Если наше супружество потерпело крах, причина тому, вероятно, более во мне или, по крайней мере, в той обстановке, в которой мне приходится жить. Я прошу прощения за боль, которую я причинил Пэтти, — и которую я причинил очень много — но я не могу себя изменить, и в будущем я бы только принес ей еще больше боли, так же как и она причиняла бы боль мне».[189]

Патриция поняла, что происходит. За время его отсутствия она получила роль в итальянском кинофильме. Их жизни вновь расходились в разные стороны, как это было восемь лет назад в Мексике, когда Рид бросил ее и она стала сниматься там в фильме. Тогда ее независимость и любовная связь с Хью О’Брайеном вернули Рида к ней. Но, как и в большинстве сиквелов, продолжение этой истории не могло совпадать с первоначальным сценарием. Однажды вечером, после возвращения из Южной Америки, Дин приехал в город, расположенный в окрестностях Неаполя, где снималось кино с участием Патриции. Они ужинали в ресторанчике, специализирующемся на блюдах с морскими продуктами, но вскоре романтическое настроение было уничтожено Ридом. Он велел жене прекратить съемки в фильме и вернуться к нему или они разведутся. Это был тот же самый застарелый спор, который супружеская пара вела со времен их бракосочетания. Рид добывал средства на жизнь. Подразумевалось, что Патриция остается дома.