Виктор Петелин - Мой XX век: счастье быть самим собой

И действительно, И.И. Родичев выступил с сообщением о моей рукописи при обсуждении на Главной редакции Комитета по печати СССР, предложил включить ее в план, перечислил всех рецензентов, напомнил о юбилее Шолохова, о чем издательство словно позабыло.

Главный редактор художественной литературы Комитета по печати тов. Пенкин (имя-отчество забыл) намекнул Лесючевскому, что он не вмешивается во внутренние дела издательства, но хорошо бы и этот вопрос решить, а то, дескать, как-то неловко все это прозвучало: Шолохов – кандидат на Нобелевскую премию, есть решение о проведении его юбилея, а вы...

А уже шел 1965 год, редакция журнала «Октябрь» опубликовала мою большую статью «Судьба художника – судьба народа», а «Дружба народов» – статью «Человек на войне». И действительно получалось как-то неловко. Рукопись отредактирована и подписана Н.Д. Костржевской, прочитана заведующей редакцией, прочитала главный редактор В.М. Карпова, и только после всего этого взял на контрольное редактирование Борис Иванович Соловьев, замечательный критик, литературовед, прошедший огонь и воду в литературных баталиях начиная с 20-х годов. Его фундаментальная книга о Блоке не раз переиздавалась в «Советском писателе».

Его замечания на полях рукописи точно били по самым живым, остро полемическим страницам. Мы сели рядышком и перелистывали злополучную рукопись с карандашными пометками Бориса Ивановича.

– Борис Иванович, вы помните письмо Шолохова Горькому о «Тихом Доне»? А ведь у меня положение точно такое же: человек десять читали, и у каждого возникали свои предложения по «улучшению» рукописи. И если я каждого буду слушать, то от моего ничего не останется...

– Останется, останется, Виктор, и очень многое. А мои замечания и предложения – это как бы предостережение. Вы не знаете этой публики, которую затрагиваете, они набросятся на вас, как злые собаки, и будут рвать на части, пока не разорвут, а вы кандидатом в партию вступили, небось о Союзе писателей мечтали. Лучше кое-что снять, чтобы вам спокойнее было. Да и издательству несдобровать, если поднимется шум вокруг вашей книги.

«Вот-вот, – мелькнуло у меня, – это главное. И Алексей Иванович о том же говорил мне на факультете, когда я готовил доклад, предупреждал. Сейчас был бы доцентом МГУ, престижно и спокойно, читал бы лекции, а лет через десять защитил бы докторскую, стал профессором». Все это было как мгновенное затмение, минутная слабость, ведь жизнь литератора – я это уже почувствовал на опыте моих «подопечных» – непредсказуема: «Напечатают – кум королю, а если откажут – зубы на полку, как говорится. Ведь печатают чаще всего тех, кто угождает времени, его привычным идеям, вкусам, устоявшимся идеологическим блокам».

С наименьшими потерями «сражение» было выиграно, рукопись подписана в набор 27 сентября 1965 года. Только после этого был заключен договор, выписаны традиционные шестьдесят процентов по одобрению, и я получил громадные по тем временам деньги, что-то около трех с половиной тысяч рублей, а ведь потом-то еще сто с лишним процентов после того, как все двадцать тысяч экземпляров книги выйдут в свет. 26 ноября 1965 года подписана в печать: в ноябре Шолохов получил Нобелевскую премию, книга шла ускоренными темпами. Где-то в феврале 1966 года я любовался сигналом.

Три эпиграфа в этой книге, определяющие пафос и цель ее: первой главе «Будет так, как велит правда жизни» предпосланы слова Льва Толстого: «Человеческое слово может быть полезно только тогда, когда оно заключает в себе истину. Всякая ложь, даже самая блестящая, высказываемая хоть бы даже с самыми благородными, высокими целями, непременно, в конце концов, должна произвести не пользу, а величайший вред»; второй главе «Человек и время» предпосланы слова Родена: «Подлинный художник выражает то, что думает, не боясь растоптать существующие нормы. Тем самым он учит искренности себе подобных. Представьте себе, какого огромного прогресса мы могли бы добиться, если бы люди были до конца правдивы. Как быстро общество увидело бы и осудило свои ошибки, свои заблуждения, безобразные дела, и в какой короткий срок наша земля превратилась бы в рай»; третьей главе «Человек и народ» – слова Белинского: «Всякая личность есть истина в большем или меньшем объеме, а истина требует исследования спокойного и беспристрастного, требует, чтоб к ее исследованию приступали с уважением к ней, по крайней мере, без принятого заранее решения найти ее ложью».

Книга посвящена «Светлой памяти отца Петелина Василия Никитича», а ее переиздание в том же «Советском писателе» в 1986 году – «Светлой памяти родителей Татьяны Федотовны и Василия Никитича Петелиных»; книга «Жизнь Шолохова. Трагедия русского гения» (Москва: Центрполиграф, 2002) также посвящена «Светлой памяти моих родителей Татьяны Федотовны и Василия Никитича Петелиных».

Мне повезло: я родился в счастливой семье, мои родители увидели друг друга в церкви, столкнулись взглядами, и все – полюбили на всю жизнь. И когда пришла пора жениться, Никита Петелин вместе с сыном поехали в соседнюю деревню свататься, но мой отец, Василий, отказался от невесты, решительно заявив своим родителям, чтобы они сватались к Обносовым, их дочь Татьяна пришлась ему по сердцу.

Отец с похвальной грамотой закончил церковно-приходскую школу, выделялся в школе своей смекалкой, сообразительностью, быстро схватывал все на лету. Учитель обратил на него внимание и пришел к отцу Никите Родионовичу и сказал, что сыну надо дальше учиться, человеком станет. А для этого нужно было ехать в уездный город Михайлов.

– Вот наша школа, наша кормилица, – показал дед Никита на соху, которую готовил к пахоте.

Так и закончилась учеба. А там женитьба, Первая мировая война, Гражданская война, коллективизация, бегство в Москву, снова война, Великая Отечественная.

В Первую мировую получил ефрейторские погоны, был ранен, после выздоровления стал учить солдат строевой подготовке в городе Шуе, мать навестила его, а через девять месяцев появилась дочь Мария, первым был сын Петр (1914), погибший в годы Великой Отечественной войны на фронте.

Отец много рассказывал о своем участии в Первой мировой и Гражданской войнах. Особенно любил он вспоминать свою службу на красном бронепоезде, своего комиссара, рекомендовавшего ему вступить в партию большевиков: «Человеком будешь... Пошлем учиться, как только победим беляков». Отец написал маме, что он хочет вступить в партию. И тут же получил ответ: «Вася, в партию не вступай, говорят, большаков будут расстреливать или вешать, а у нас трое детей...» Вернулся с фронта, стал крестьянствовать. Вспоминаю один из рассказов сестры Анны: «Как-то побежали мы с сестрой Моней встречать отца с работы, встретили, он посадил нас на телегу, вытащил яичко, очистил его и ножом разделил его на две половинки и вручил со смехом нам. Вот вам гостинцы...» Не раз отец рассказывал, как в 1921 году, в голодный год, несколько крестьян села Хавертово поехали за хлебом в город Ташкент, каждый купил по нескольку мешков муки. А перевозили очень просто: отнесет один мешок, поставит, бежит за другим, потом за третьим... Так поездка в Ташкент спасла от голода не одну крестьянскую семью. Мама вспоминала, с какими трудностями вступали в колхоз, так жалко было расставаться с любимой лошадью, так трудно было заниматься коллективной работой, а тут маленькие дети держатся за подол. Рассказывала один тяжелый эпизод в своей колхозной жизни... Отец был активным участником коллективизации, колхозники выбрали его бригадиром, но вскоре он разочаровался, приходилось с нагайкой выгонять колхозников на работу, отказался от бригадирства после того, как мама не вышла на работу, он прискакал к дому на взмыленном коне и, увидев вышедшую из дома маму, взмахнул на нее плеткой. Естественно, плетку он не опустил, мама под ноги его коня толкнула маленьких детей, а сама с грудным ребенком закричала на него... Наступило горькое разочарование отца, он разочаровался в своем бригадирстве, вскоре сложил свои полномочия. А в это время у родителей было восемь детей, от шестнадцати до годика. Какая уж тут работа в колхозе, управиться бы в доме, покопаться бы в огороде. Особенно после одного случая, явно показавшего всю тщетность погони за коллективной удачей. Родителям, чтобы уплатить налоги, пришлось продать корову. И когда отец вел корову на базар, ему встретился председатель правления колхоза, который с удивлением спросил отца, почему он продает корову, ведь у него маленькие дети. Отец сказал про налог. А тот с недоумением сказал: «Ведь у тебя дочь Мария работает на складе. Неужели она не могла взять сколько нужно зерна, чтобы тебе помочь...» Нет, не могла... Родители были православными, по православным канонам нельзя воровать, просто вспомним Нагорную проповедь... А после продажи коровы родители задумали уехать в Москву. Так и сделали.