С. Штрайх - Н.И.Пирогов

Крестьян «освобождали» в России сами помещики, помещичье правительство самодержавного царя и его чиновники. И эти «освободители» так повели дело, что крестьяне вышли «на свободу» ободранные до нищеты, вышли из рабства у помещиков в кабалу к тем же помещикам и их ставленникам.

Русских крестьян господа благородные помещики «освобождали» так, что свыше пятой доли крестьянской земли было отрезано в; пользу помещиков. За свои, потом и кровью политые, крестьянские земли крестьяне были обязаны платить выкуп, т. е. дань вчерашним рабовладельцам. Сотни миллионов рублей этой дани крепостникам выплатили крестьяне, разоряясь все более и более. Помещики не только награбили себе крестьянской земли, не только отвели крестьянам худшую, иногда совсем негодную землю, но сплошь да рядом понаделали ловушек, то-есть так размежевали землю, что у крестьян не осталось то выпасов, то лугов, то леса, то водопоя.[1]

Освобождение крестьян «сверху» было произведено по тем же принципам, по каким освобождали их помещики перед великой реформой. В статье «Крестьянская реформа» и «пролетарски-крестьянская революция», написанной также по поводу полувекового юбилея великого акта царя-освободителя, В. И. Ленин дает краткий обзор события 19 февраля 1861 года: «Пресловутое «освобождение» было бессовестнейшим грабежом крестьян, было рядом насилий и сплошным надругательством над ними. По случаю «освобождения», от крестьянской земли отрезали в черноземных губерниях свыше 1/5 части. В некоторых губерниях отрезали, отняли у крестьян до 1/3 и даже до 2/5 крестьянской земли. По случаю «освобождения», крестьянские земли отмежевывали от помещичьих так, что крестьяне переселялись на «песочек», а помещичьи земли клинком вгонялись в крестьянские, чтобы легче было благородным дворянам кабалить крестьян и сдавать им землю за ростовщические цены. По случаю «освобождения», крестьян заставили «выкупать» их собственные земли, причем содрали вдвое и втрое выше действительной цены на землю».[2] Крестьяне выплатили за свою землю помещикам свыше 1,6 миллиардов рублей золотом.

«Величайшая» реформа Александра II проведена была при таком же отношении крестьян, как проходила подготовка ее в период 1855–1860 годов. Манифесту не только никто не обрадовался, но он вызвал усиление крестьянских волнений. За 30 лет при Николае I было 712 волнений, за, 6 лет при Александре II их было 474; за первые три года после «воли» отмечено более 2 000 волнений, в том числе 1 100 восстаний, охвативших от 31 до 39 разных губерний; в некоторых губерниях число повстанцев доходило до 80 000 (Подольская) и 163 000 (Тамбовская и Пензенская) человек; местами происходили настоящие сражения с войсками («Безднинский бунт» в Казанской губ.), что кончалось сотнями крестьянских жертв. Расстрелы и пытки не могли, однако, заставить крестьян примириться с «Положением» 19 февраля. Больше половины «освобожденных» так и не оформили своего освобождения — не подписали «уставных грамот».

«Положение 19 февраля, — писал В. И. Ленин в третьей своей статье о великой реформе 1861 года, «По поводу юбилея», — есть один из эпизодов смены крепостнического (или феодального) способа производства буржуазным (капиталистическим)… «Свободный труд» взамен крепостного труда означал таким образом не что иное, как свободный труд наемного рабочего или ловкого самостоятельного производителя в условиях товарного производства, т. е. в буржуазных общественно-экономических отношениях. Выкуп еще рельефнее подчеркивает такой характер реформы, ибо выкуп дает толчок денежному хозяйству, т. е. увеличение зависимости крестьянина от рынка… Слишком часто «надел» был так мал, так обременен чрезмерными платежами, так. неудачно для крестьянина и «удачно» для помещика отмежеван, что «надельный» крестьянин неминуемо попадал в положение безысходной кабалы, оставался фактически в крепостнических отношениях, отрабатывал ту же барщину (под видом аренды за отработки и т. п.).[3]

Пирогов прямо с киевских баккентов поехал в свое имение «Вишня», Подольской губернии. Николай Иванович был новый помещик. Никогда он не притеснял и не грабил ни крестьян, ни других трудящихся, всегда жалел; несчастных и обездоленных, помогал бедным больным своими деньгами. Но помещичья сущность сказалась в Пирогове, как только он стал владельцем населенного имения, как только обрабатываемая крестьянами земля сделалась его собственностью.

Поселившись в деревне через месяц после опубликования манифеста 19 февраля, Пирогов был выбран своими соседями в мировые посредники — стал разбирать и решать тяжбы крестьян с ограбившими их помещиками. Сочувствуя обездоленным и понимая, что 19 февраля 1861 года совершился великий обман трудового народа, Пирогов считал себя, однако, обязанным принимать участие в осуществлении этого обмана. Еще будучи попечителем, он писал, что вынужден «применяться к существующему порядку вещей», так как «никто не давал» ему «права преобразовывать» этот порядок.

К обязанностям добросовестного помещика Пирогов готовился еще задолго до приезда в деревню. Киевский его сослуживец и поклонник, директор гимназии М. К. Чалый, рассказывая в своих воспоминаниях, как князь И. И. Васильчиков добивался и добился «отставки Пирогова, пишет, что «предусматривая такой исход своей педагогической деятельности, Пирогов заблаговременно приготовил себе приют, купивши имение подле Винницы, и как только получил отставку, в ту же минуту сдал должность своему помощнику Михневичу и засел в лаборатории заняться химическим разложением почвы своего села Вишня; недели две его положительно никто не мог видеть; с раннего утра он отправлялся в лабораторию и совершенно отрешался от окружающей его среды».

Изучив в киевской лаборатории состав почвы своего села, Николай Иванович по приезде в деревню также внимательно изучил состав и образ мыслей населения этого села. Постоянный и неизменный сторонник гласности, он мог через несколько месяцев, поделиться своим опытом помещика со всеми интересующимися этим вопросом. В первом «Письме мирового посредника».[4] Пирогов сообщал, как отнеслись крестьяне к «Положению» 19 февраля. «Прибыв в мое имение в конце апреля, я созвал крестьян и объявил им, что желал бы перевести их с издольной повинности на денежную, прочел им все статьи Общего положения, касающиеся до этого предмета, и старался, сколько умел, расчислить все выгоды этого перехода. Крестьяне, казалось, меня поняли и согласились, что для них будет выгоднее платить, сколько следует, за то количество земли, которым каждый пользуется, и работать у самого же землевладельца, или где им покажется лучше, по вольным ценам. После этого, в течение 4 летних месяцев, я вел самый аккуратный счет всем их работам на моих полях, оценивая их по здешним, сравнительно довольно высоким ценам… Многие из крестьян моего имения, желавшие более заработать, или оставшиеся мне должными, выходили почти ежедневно на полевые работы…