Софи Шово - Леонардо да Винчи

И тем не менее происшедшее явилось для него неприятным откровением. Оказывается, гигиенические меры, которые он неукоснительно соблюдал в течение всей жизни, не помогли ему сохранить здоровье. На сей раз Леонардо, следуя рекомендации Джулиано, даже обратился к врачу. Но так ли уж это было необходимо? Что мог поделать врач с его одряхлевшим организмом? Для Леонардо это была лишь минутная слабость, следствие «дурного воздуха» (что буквально означает слово «малярия»). Он поправился, но навсегда утратил ту чудесную силу, которой гордился всю жизнь.

Рим тогда кишел алхимиками и прочими шарлатанами, наживавшимися на страхах людей. И Леонардо рекомендовали обратиться к ним. Однако он всегда бежал от них как от чумы. И на сей раз он обошелся собственными средствами, диетой, травяными отварами, опираясь на поддержку Салаи, Мельци и «колдуна» Зороастро, большого мастера по изготовлению напитков — более или менее волшебных… Болезнь отступила, но Леонардо было страшно, очень страшно. Отныне он знал, что смертен. Появился еще один повод, чтобы ускорить работу по приведению в порядок его драгоценных записных книжек, по подготовке их к публикации.

Бедный и покинутый, Леонардо долго пребывал в состоянии, близком к отчаянию. Переболев малярией, он словно потерял половину самого себя. Но разве Рим не служил воплощением красоты, поиски которой всегда увлекали его? Итак, едва оправившись от болезни, он отправился делать свои открытия. И увиденное не оставило его равнодушным.

Никогда еще с тех пор, как во Флоренции правил Козимо Медичи, в одном месте не собиралось столько великих художников. По всему Риму можно было видеть замечательные новшества, которые прежде и представить было невозможно. Браманте спроектировал собор Святого Петра, проявив себя подлинным гением архитектуры. А наряду с этим — сколько «новых» руин, открытых в ходе раскопок, свидетелей прекрасных античных времен!

Вообразите себе сцену: Леонардо в сопровождении Джулиано Медичи, Рафаэля, Салаи, Мельци, Браманте и, вероятно, нескольких учеников Рафаэля впервые входит в Станца делла Сеньятура!

Одного взгляда на «Афинскую академию» ему достаточно, чтобы понять, художественное явление какого масштаба открылось перед ним. Да, Рафаэль — гений в своем наиболее полном воплощении. Он постиг все секреты искусства. В Платоне Леонардо не мог не узнать самого себя. Но почему Рафаэль придал его облик Платону, тогда как сам он больше любил Аристотеля?

А какие чувства испытал он, войдя в Сикстинскую капеллу? Сопровождавший его Мельци ничего не сообщает об этом. Леонардо по своему обыкновению сумел сдержать обуревавшие его эмоции. Произведение Микеланджело выдавало тот же духовный кризис, подавленные страдания и огромные надежды, которые переживал и сам Леонардо… Как можно было не почувствовать этого? Красноречивым свидетельством служит сон, пересказанный в его записных книжках: «Пройдя некоторое расстояние между нависавших скал, я оказался у входа в большую пещеру и на мгновение остановился, оцепенев от удивления, ибо у меня было такое чувство, что я уже знал о ее существовании; согнувшись, схватившись левой рукой за колено, а правую приставив к бровям наподобие козырька, я долго всматривался в темноту пещеры, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть в ней; два чувства внезапно овладели мною — страх и желание: страх, навеваемый угрожающим мраком пещеры, и желание узнать, не таит ли она в себе что-нибудь чудесное». Творение Микеланджело было подобно этой таинственной пещере.

Хотя Микеланджело и выразил с такой силой его сокровенные чувства, он был слишком враждебен к Леонардо, чтобы тот открыто сообщил ему об этом. Братские отношения между художниками, похоже, были под запретом. Рим оставался той «клоакой беззакония», о которой писал еще Лоренцо Великолепный.

В городе насчитывалось более семи тысяч проституток, заболевание сифилисом приняло повальный характер. Спустя лет двадцать Бенвенуто Челлини утверждал, возможно, ничуть не преувеличивая, что этой болезнью переболели все служители церкви. К счастью, Бельведер был расположен несколько в стороне от Ватикана, на возвышенности, окруженной огромными садами, напоминающими дикий лес, поэтому воздух там менее вредоносен, чем в прочих местах Рима. Там и обрел Леонардо свое уединенное убежище, наконец-то получив возможность остаться наедине с собой.

Упорное, скрытное и коварное недоброжелательство Браманте и Сангалло по отношению к Микеланджело, неблагодарность, а затем демонстративное безразличие к тому же Микеланджело Рафаэля словно бы улетучились, сменившись единодушной ревностью их по отношению к Леонардо, как только тот появился в Риме. И это несмотря на то, что Леонардо был старше их и никогда не скрывал своего восхищения их творениями. В глубине души каждый из них, вероятно, признавал его превосходство. Однако условия существования художников и их отношения друг с другом были таковы, что они не могли во всеуслышание заявить об этом. Леонардо же хотел во что бы то ни стало держаться подальше от этих постыдных склок. Он рассчитывал на своего покровителя, Джулиано Медичи, чтобы жить, не пятная себя подобной низостью. Однако тот обладал слишком хрупким здоровьем и слишком слабым характером, чтобы с его помощью можно было выстоять в этой борьбе. К тому же ему пришлось покинуть Рим, дабы отправиться во Францию для вступления в брак. Незадолго до своего отъезда он добыл для Леонардо один из тех заказов, которые в иные, более благополучные времена могли бы порадовать его, но теперь, когда не было никакой другой работы, воспринимались как унижение. Леонардо предлагалось найти способ, как уменьшить изнашиваемость монет Ватикана, которые стирались слишком быстро. Монеты утрачивали свою гравировку, и невозможно было рассмотреть их номинальную стоимость. На долю Леонардо выпал также заказ на малоформатную мадонну для папы. И ничего другого! Правда, Джулиано попросил его еще подумать над созданием зажигательных зеркал. Эта идея давно уже занимала Леонардо, и чтобы ускорить ее реализацию, Джулиано пригласил из Германии двух специалистов этого дела.

Леонардо воспользовался заданием по улучшению качества монет для сочинения памятной записки об операциях по чеканке, которые давно уже использовались на монетных дворах. Эта работа оставляла ему много свободного времени, и он обратился к папе, известному широтой своих взглядов, за разрешением вновь заняться анатомическими исследованиями в госпитале. Леонардо всё больше и больше увлекала тайна рождения человека. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, он почувствовал страстное желание понять, откуда берутся люди. Особенно его интересовали репродуктивные органы женщины. Почувствовав приближение смерти, он решил во что бы то ни стало завершить свой анатомический трактат и, по возможности, опубликовать его. Не мудрствуя лукаво он записал: