Орландо де Руддер - Альфред Нобель

Полутора веками ранее высказывать такие мысли в присутствии пастора было небезопасно! Сформулированная Нобелем концепция божественного не так уж оригинальна. Тайная вера еретиков во все века сохранялась в их сердцах, особенно если они не посещали церковь. Правоверный же получал прощение уже за то, что он выполнял все предписываемые религией обряды. Отказ от посещения церкви и удаление от общины заставлял некоторых людей бродяжничать, говоря о себе: «Верую, но церковь не посещаю», — а затем и ударяться в туманные пророчества о космосе, озаряемом божественным светом. Об атеизме здесь, конечно, не может идти речи. Кроме того, для Нобеля религия — или то, что ему служило религией, — не должна была приносить утешения в виде компенсации всех земных несчастий в другой жизни. Свои несчастья, свою боль, как моральную, так и физическую, он умел переносить с достоинством. Кажется, он не ждал ни кары, ни награды, что, впрочем, не мешало ему быть очень требовательным к себе в вопросах морали и высоко ценить духовную жизнь.

Лето и осень 1896 года Нобель провёл вместе с Шольманом, то работая на заводе, то приезжая на какое-то время в Бьёркборн. В сентябре умер его брат Роберт. Эту смерть Нобель посчитал предостережением, так как Роберт тоже страдал спазмами и мигренями. Нобель обратился за консультациями к крупнейшим парижским специалистам. Ему поставили диагноз: «острая форма грудной жабы». А в октябре Нобель написал Шольману: «Это действительно ирония судьбы: мне прописали нитроглицерин, но только под измененным названием «тринитрин». Как мне объяснили, это было сделано, чтобы не пугать людей».

Другое письмо, относящееся к тому же времени, свидетельствует нам о состоянии духа Нобеля: «Я ходил на консультации к специалистам, — писал он Берте фон Зутнер, — деятельность и методы которых противоречат не только моим привычкам, но и моим принципам. Я, у которого, выражаясь фигурально, никогда не было сердца, оказывается, имею организм; последний выходит из строя, и лишь благодаря этому я осознал, почувствовал, что он существует…

Несмотря на все мои болезни я бесконечно рад, что идеи пацифизма распространяются по миру. Этим мы обязаны, прежде всего, отважным охотникам за предрассудками и мракобесием, охотникам, среди которых вы занимаете едва ли не самое главное место. Вы заслужили это достойное звание[58]».

Врачи осторожно намекнули Нобелю, что пришло время побеспокоиться о приведении своих дел в порядок. И он сделал это — сделал самым неожиданным образом.

«Последние часы Нобеля, — пишет Шольман, — были глубоко трагичны. Предчувствия, которые он всегда при случае высказывал, подтвердились».

Окончить свои дни Нобелю было суждено «в окружении наёмных людей, среди которых не было ни одного дорогого ему человека, чья нежная рука закрыла бы ему глаза и кто в этот трудный и печальный момент прошептал бы ему чистосердечное слово поддержки[59]».

Перед смертью Нобель пережил несколько сильных приступов возбуждения. Нужно было, чтобы его кто-нибудь поддерживал. Затем он потерял речь и лишился памяти, начал бредить словно маленький ребёнок во время сильной простуды, никто не мог разобрать, что он говорит. Наконец Август, его преданный слуга, понял, что он говорит о телеграмме. Служанки побежали сообщить о болезни хозяина его племянникам, Яльмару и Эммануэлю, а также Раньяру Шольману.

10 декабря 1896 года Альфред Бернхард Нобель скончался. 29 декабря его тело было доставлено в Стокгольм и похоронено на Северном кладбище рядом с прахом его родителей и брата Эмиля.

В тот же год Анри Беккерель пришёл к выводу, что соли урана без какого-либо внешнего источника энергии испускают излучение. Тогда же он заявил, что атом не является неделимой частицей, а представляет собой целую систему. Выражаясь проще, он открыл радиоактивность. И в 1903 году ему, а также Пьеру и Марии Кюри вручили Нобелевскую премию. И — опять-таки по иронии судьбы — случилось так, что большинство Нобелевских премий в области физики было вручено за исследования, посвященные тому, что было открыто в год смерти Нобеля.

ГЛАВА 13

Что он может предложить им, он, который торгует лишь тем, чем можно ломать, бить, разрушать?

Своё первое завещание Нобель составил в 1889 году. В 1893 появилось второе, и уже в нём отразилось желание Нобеля завещать все свои богатства на создание премии за важные открытия «в обширной области знания и прогресса… Предпочтение при вручении премии должно отдаваться тем, кто и на словах, и на деле показал себя борцом с предрассудками, которые до сих пор существуют в народе и правительствах и препятствуют созданию всеевропейского трибунала». Это завещание не было последним, но оно уже достаточно полно выражает окончательную волю Нобеля.

Третье и последнее завещание было составлено в 1895 году. Близкие Нобеля ничего не знали о его содержании. Нобель говорил лишь, что там содержится пункт, в котором он просит, дабы избежать риска быть похороненным заживо, после его смерти перерезать ему вены на руке. Это было чистейшей правдой, и врач, освидетельствовавший смерть Нобеля, выполнив свои обязанности, объявил, что во время бальзамирования было сделано всё необходимое, то есть в том числе и то, что составляло последнюю волю умершего.

Этот документ Нобель сдал на хранение в один стокгольмский банк. Но поводу своего завещания он не проявлял особого беспокойства; наоборот, казалось даже, что он наконец-таки успокоился. «Установление прочных связей с его родной страной в последние годы его жизни, — писал Раньяр Шольман, — а также то, что он принял окончательное решение о дальнейшей судьбе своего состояния, казалось, придали ему чувство уравновешенности и удовлетворённости, несмотря на всё более частые и всё более тяжёлые приступы его болезни. В его жизни как будто появилась новая цель, полностью занимавшая его внимание, его мысли. Он реализовал свою мечту о доме и обрёл их даже два, вдалеке от суеты больших городов. У него появились новые друзья, к которым он испытывал безграничную симпатию. Прежнее ощущение одиночества заметно смягчилось. В течение последних лет моего общения с ним я ни разу не был свидетелем приступа депрессии, которые нередко случались ещё во время его пребывания в Сан-Ремо».

А у Альфреда Нобеля был план, невероятный план, о котором стало известно только после того, как в январе 1897 года вскрыли его завещание. Первая часть содержала обычные для подобного случая распоряжения. Но после этих параграфов шли другие, в которых говорилось о вещах более серьёзных: «Всё моё движимое и недвижимое имущество должно быть переведено моими душеприказчиками в ликвидные ценности, а собранный таким образом капитал должен быть помещен в надёжный банк. Эти средства будут принадлежать фонду, который ежегодно будет вручать доходы от них в виде премии тем, кто за прошедший год внёс наиболее существенный вклад в науку, литературу или дело мира и чья деятельность принесла наибольшую пользу человечеству. Вышеназванный доход должен быть разделён на пять равных частей и распределён следующим образом: одна часть за самое значительное открытие в области физики; одна часть за самое значительное открытие в области химии; одна часть за самое значительное открытие в области физиологии и медицины; одна часть за самое значительное литературное произведение в идеалистическом направлении духа; и одна часть тому, кто проделает наиболее значительную работу в направлении полного или частичного уничтожения вооружений или организует крупный мирный конгресс. Премии за достижения в области химии и физики должны вручаться Шведской академией наук, премии за достижения в области физиологии и медицины — Каролинским институтом, премии в области литературы — Стокгольмской академией, премии за вклад в дело мира — комиссией из пяти человек, назначаемой стортингом Норвегии. Моя окончательная воля состоит также в том, что премии должны присуждаться самым достойным кандидатам независимо от того, являются они скандинавами или нет.