Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский

Одна из космологии, датируемая концом II тысячелетия, говорит об этом энергично и безыскусно. Это небольшое стихотворение включено в одно из заклинаний, так что для вавилонян оно имело и утилитарное назначение. Но ценность его для нас состоит в том, что здесь неприкрыто излагается мотив, до тех пор мало разработанный:

Дом святой, дом богов, в месте святом не был построен,Тростник не рос, дерево не стояло,Кирпич не лежал на месте, форма кирпичная не создана,Дом не был выстроен, город не стоял,<…>Город не был построен, живых никого не было.Дом святой, дома богов обитель не отстроены были,Были все страны морем,Источник в море был, труба, бьющая вверх:Тогда Эриду был построен, Дом под высокой кровлей создан.<…>Вавилон был построен, Дом под высокой кровлей окончен,Боги небесные, созданные <Мардуком> в числе равновесном,Поклялись звать его градом святым, градом возлюбленным.

И только после этого бог нагрузил плот землей, чтобы создать мир, людей, растения и животных. Дальше текст на табличке отбит. С литературной точки зрения сочинение не слишком удалось; автор не замечает элементарной логической неувязки: в другом месте он прямо говорит, что храм Мардука стоит на первозданных водах; но на чем же был основан город вокруг него, если земли еще не существовало?

Эриду был одним из древнейших стольных городов Нижнего Двуречья; его бог почитался чрезвычайно широко. Его древнее имя было Энки — «господин-земля». Начиная со II тысячелетия его чаще всего называли Эа (этимология этого имени не установлена). Его сын Мардук уже давно унаследовал его магические познания, так что почти вобрал в себя свойства своего отца и господина. Так же слились и два города: Вавилон превратился в Эриду. Кроме того, писцы придумали и объяснение происхождения этого названия — безусловно, искусственное, но это их нисколько не смущало: Эриду был «добрым городом». Такое расплывчатое толкование вполне подходило и к Вавилону. Тем самым на него переносились древность и слава южного стольного города. Тот никак не мог этому сопротивляться: уже во II тысячелетии он стал понемногу угасать, а затем был почти занесен песками.

Сторонники Мардука были крайне заинтересованы в том, чтобы связать судьбу бога с судьбой своего города; в «Энума элиш» они не преминули это сделать. Согласно его тексту, когда мир был приведен в порядок и человек сотворен, боги отдали своему спасителю Мардуку Вавилон «в знак благодарения». Год ушел у них на формовку кирпичей, еще год — на постройку зданий. Лишь в самом конце рассказа читатель замечает подвох: на самом деле боги построили город на небе. Уже потом люди выстроят его на земле, и только тогда сотворение мира будет завершено. Таким образом, Вавилон становится «связью неба и земли», все «страны» выстраиваются вокруг него. Его центральное положение было отмечено топонимикой: каждые из восьми главных ворот Вавилона носили имя одного из божеств — того, чья статуя была ввезена через них в город, чтобы вслед за Мардуком участвовать в новогодней церемонии; тем самым бог или богиня для всех присутствующих на ней признавали свое подчинение. Город именовался также «узлом», «мачтой» вселенной, «основанием населенной земли». О сочетаемости этих образов не думали — желали только показать исключительное положение Вавилона среди всех городов: он единственный имел «двойника» на небе.

Очевидно, Навуходоносор не разделял этих восторженно-мистических взглядов. Он даже колебался в выборе «царского города», следуя в этом примеру своего отца. Правда, надписи обоих царей не датированы — мы можем определить их последовательность лишь предположительно. Результат не вполне достоверен, но это неизбежно; в любом случае хронология в общих чертах просматривается. Набопаласар прежде всего занялся восстановлением «Блистательного дома» — храма бога-солнца в Сиппаре — и лишь затем перешел к возведению оборонительных сооружений Вавилона, желая сделать его неуязвимым для вражеского нашествия. Наконец, он уделил внимание и священной ограде Мардука. Навуходоносор сразу продолжил осуществление этого плана.

В Вавилоне требовалось закончить строительство как внешних, так и внутренних городских стен, довершить начатое Набопаласаром, ведь угроза нападения египтян продолжала оставаться вполне реальной. Однако Навуходоносор обратил свой взор к Сиппару. В этом — своем любимом — городе он заново отстроил первый большой храм в стране. Государь прямо указал, что работы велись именно по его инициативе. На деле их начал еще его отец, но любопытно, что сын не проронил об этом ни слова, оставляя всю заслугу себе. Почин восстановления храмов он приписывает Мардуку, но это была чистая любезность — царь искал одобрения именно бога-солнца: «Храм солнца в Сиппаре, долго стоявший на земле и ставший развалинами, мой великий господин-солнце ни одному из царей прежде меня не давал отстроить. Я же, его мудрый и боголюбивый слуга, преданный божеству его, захотел вновь построить этот храм; я воздел руки и молил, чтобы восстановился “Блистательный дом”; я его просил; господь мой великий бог-солнце дал мне воздеть руки мои и исполнил молитвы мои, чтобы восстановился этот храм». Бог выступает здесь не только в традиционном образе «Великого судии»; далее в тексте к нему обращаются как к божеству воинскому. Такая его ипостась превосходно соответствовала городу, предназначенному стать столицей империи, которую требовалось удержать. Да и заключительные моления относятся только к этому городу: царь просит о его процветании и о вечности своего престола; бог Сиппара, а не Вавилона достоин стать покровителем его царствования.

Выбор Сиппара как «города царства» Навуходоносора имел очевидные стратегические выгоды. Город изначально стоял в том месте, где Тигр и Евфрат ближе всего подходили друг к другу; таким образом, он преграждал путь к сердцу страны врагам, которые могли явиться с северо-запада (тогда это были египтяне). Но русло Евфрата со временем отдалилось от города, и он оказался в стороне от главной дороги Западной Вавилонии. Набопаласар исправил и это. Он говорит: «Я вновь прорыл русло Евфрата к Сиппару и дал всегда течь чистым водам благоденствия для господа моего бога-солнца; я укрепил берега реки асфальтом и обожженными кирпичами и установил там набережную мира для господа моего бога-солнца». Но Сиппар к тому моменту уже не мог соперничать с Вавилоном, который находился всего на 50 километров южнее.

Невзирая на то что вековая слава Вавилона побудила Набопаласара принять решение, его сын вовсе не сразу сделал Вавилон столицей. Объяснить эту перемену невозможно — для этого у нас нет текстов. Можно понять беспокойство сторонников Вавилона. Нет никакого сомнения, что жители опального стольного города или хотя бы самые влиятельные из них предприняли какие-то действия. Тех, кому по должности или из выгоды (пребендарии) была небезразлична слава «Дома под высокой кровлей» и города, в котором он сиял, было много, и они пользовались большим уважением в обществе. Что они сделали? Отношения между царской властью и жрецами (а также их сторонниками) были таковы, что для современной науки их изучение практически недоступно: то были личные отношения, действия групп влияния; понятно, что от всего этого источники не сохранили и следа. Но для объяснения переноса политического центра из одного города в другой был введен в обращение миф, удобный в том отношении, что не обижал никого. Согласно ему, когда подступил потоп, сиппарцы зарыли в надежном месте глиняные таблички и тем спасли цивилизацию. Когда катастрофа закончилась, оставшиеся в живых вырыли их и принесли в Вавилон. Мардук и сотворенные им люди построили стены столицы, а затем храм бога и башню при нем. Так и началось воссоздание всей Вавилонии. Мы имеем лишь краткий пересказ этого текста и не можем судить, как объяснялись нестыковки в нем. Миф откровенно и безыскусно слепил вместе два обособленных рассказа: сиппарскую версию повести о потопе и богословское (вполне обыкновенное) повествование о сотворении Вавилона. Согласно первому сюжету, Сиппар был единственным городом, пережившим потоп; во втором являлись Мардук и первобытные люди, построившие Вавилон прежде всех остальных городов. После космического катаклизма Вавилон оказывался первым восстановленным городом, а также наследником допотопного мира. Тем самым он связывал оба эпизода истории человечества.