Ирина Муравьева - Ханс Кристиан Андерсен

И, таща за собой маленького спотыкающегося Герца, длинноногий поэт храбро зашагал вперед по колено в пепле. Подошвы начало припекать — лава под ногами еще не совсем остыла, — но что за беда! Зато вот она, прямо перед ними, грозная красота огнедышащего чудовища.

Андерсен замер на месте, бормоча родившиеся тут же стихи:

Снег в расщелинах сверкает,Будто стая лебедей,Грозный конус потрясаетПрядью огненных кудрей…Месяц меркнет в клубах дыма,Мы стоим не шевелясь.Гром и пламя, камни мимоНизвергаются, дымясь…

— Нет, это невозможно, — взмолился Герц. — Ради бога, вернемся. Похоже, что я уже вывихнул ногу!

Осторожно поддерживая спутника, Андерсен отвел его в безопасное место.

Спустившись вниз, путешественники не нашли в спящем городке ни одной открытой лавочки, где можно было бы раздобыть еды, ни одного экипажа. Голодные и усталые, покинутые другими спутниками, Андерсен и Герц медленно шли к Неаполю. Дорога была тиха и пустынна, домики с плоскими кровлями ярко белели под луной. Позади в темной глубине моря отражались багровые отсветы пламени.

— Просто как в сказках «Тысячи и одной ночи»! — вздохнул Герц, забыв на миг о больной ноге. — А расскажешь дома, упрекнут в романтическом преувеличении… У вас уже, кажется, готово стихотворение, Андерсен?

— Да, разумеется! Как же можно видеть перед собой такое потрясающее зрелище и не попытаться воплотить его в слова? Слушайте! — И поэт прочел только что сложенные стихи.

— Неплохо, — сочувственно сказал Герц. — Вам всегда удавались описания природы, так же, впрочем, как и юмористические картинки… Но все-таки сознайтесь, что Гейберг был прав, когда назвал вас импровизатором. Минутного вдохновения недостаточно, необходима тщательная отделка, шлифовка каждой строчки.

— А я и не отрицаю правоты Гейберга! — горячо воскликнул Андерсен. — Только слово «импровизатор» мы с ним понимаем по-разному. Он хотел этим словом уколоть меня: поверхностные, дескать, у него стихи! Но ведь дело-то в том, что нельзя всех поэтов мерить одной меркой. Некоторые пишут медленно, подолгу раздумывая над каждой строчкой. У других замысел созревает молниеносно, но он тоже не рождается на пустом месте, а опирается на чувства и впечатления, накопленные раньше. Сколько мы с вами встречали в Италии уличных импровизаторов, мгновенно сочиняющих стихи на заданную тему! Вы видели, с каким воодушевлением они декламируют и как жадно их слушает собравшаяся толпа? У Гейберга такой успех вызвал бы только ироническую усмешку, он хочет писать прежде всего для знатоков, ну и пусть, это его дело. А мне… мне дороже всего было бы, если б меня слушали и понимали такие вот простые рыбаки и ремесленники. Уверяю вас, эти люди великолепно отличают плохое от хорошего! Скажу вам откровенно, Герц: я недавно начал новую вещь, и она так и называется: «Импровизатор». Посмотрим, сумею ли я в ней выразить то, что мне хочется, и убедить читателей в своей правоте…

— Что ж, могу только пожелать вам удачи, — заметил Герц, слегка пожав плечами.

Снова в Копенгагене. За окном — холодная зеленая вода залива и мачты кораблей, готовых отправиться в далекое плавание. И сентябрьское небо, низкое, свинцово-серое.

От донимавшей его тоски по Италии и от мыслей о денежных затруднениях Андерсен спасался за работой. Рукопись «Импровизатора» росла с каждым днем, и было уже ясно, что это не повесть, а целый роман.

Детство Антонио, проведенное под крылышком любящей матери, раннее сиротство и горькая зависимость от знатных покровителей, годы учения в иезуитской коллегии и пробуждение поэтического таланта — все это было написано еще в Италии. Теперь Андерсен вместе со своим героем переживал его неудачную любовь к кроткой Фламинии, дочери римского вельможи, покровительствующего Антонио. Фламиния была добра к Антонио, с ней он делился своими заветными мечтами, ей он читал свои стихи. Но родные девушки с детства предназначили ее в монахини, и она должна была умереть для мира. Да и в любом случае разве потерпели бы гордые аристократы, чтоб нищий поэт стал членом их семьи? При всей своей доброте они относились к Антонио сверху вниз, о равенстве не могло быть и речи! А в светских гостиных каждый вылощенный франт, разбирающийся только в скаковых лошадях, каждый пошляк с «положением в свете» брался поучать молодого поэта, никто не верил в его талант, лишь смирение и послушание ставились ему в заслугу. Он чувствовал себя связанным по рукам и по ногам властной опекой своих покровителей, но не находил в себе сил порвать тягостные путы… В эту правдивую картину вдруг врывался пестрый хоровод романтических приключений: роковая дуэль, бегство, дни, проведенные в плену у разбойников, неожиданные встречи и разлуки с черноглазой певицей Аннунциатой и таинственной слепой нищенкой дивной красоты. Здесь Андерсен отдавал дань распространенному в те времена вкусу к «загадочному и необычайному». Но при этом он пользовался любым случаем, чтобы нарисовать еще одну живописную картинку из своих итальянских впечатлений, строго следуя истине в своих описаниях постоялых дворов, старинных храмов, шумных улиц Неаполя, народных праздников.

Слепая красавица в нищенских лохмотьях тоже не была плодом его воображения: он действительно видел ее во время посещения древнего города Пестума, где растения поразили его своей пышностью, а жители — ужасающей бедностью. Нежное задумчивое лицо девушки, ее роскошные темные волосы, украшенные фиалками, врезались ему в память. Не могло быть сомнений, что она так же добра и благородна, как прекрасна! С какой радостью он помог бы ей, сделал ее богатой, счастливой! Но что может сделать бедняк-поэт, который и сам-то с трудом перебивается со дня на день? Только одно: перенести прекрасную незнакомку на страницы своего романа и хотя бы там позаботиться о ее благополучии.

И слепая нищенка попала в роман, получив имя Лара. В конце романа Андерсен щедрой рукой осыпал героя и героиню всеми возможными благами: Лара прозреет, станет приемной дочерью богатого вельможи, Антонио женится на ней, и оба будут безоблачно счастливы — надо же наградить их за все перенесенные и в жизни и в романе горести!

23 сентября 1835 года в «Копенгагенской почте» было напечатано такое объявление:

«Роман X. К. Андерсена «Импровизатор» должен выйти в свет в марте; немецкий перевод романа уже готовится г-ном проф. Крузе. Желающим подписаться на роман предлагается возможно скорее посылать соответствующие заявления университетскому книготорговцу г-ну Рейцелю. Цена для неподписавшихся будет, в виду того что роман превысил предполагавшиеся размеры, значительно выше, чем подписная цена, т. е. 1 ригсдалер 64 скиллинга за обе части».