Ольга Мочалова - Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах

«Зарница шалила ночная…»

Зарница               шалила ночная!В ночь               подливала вино.Как шкаф,               темноту отворяя,Улепетывала вновь!Зарнице               дела много:Шарахать               с тропинки коней;Топить в темноту —                                воду,Выбросив узел огней!ЖмурясьИ приставая,                       за локоть схватила меня.Сунула, золотая,В карман мне                        связку огня!«Что тебе,                  дорогая?Иду из гостей —                            домой.На дудочке                    не играю.Не владею я ворожбой!Вот моя близко дача.Простимся,                     прелестный друг!Чтоб лай не будить                                 собачий,Пролезу сквозь эту дыру».Зарница                свесилась низко,Продолжала                      свой юрк и торгИ в окно все бросала мне                                            письмаО том,             что свободен восторг!

БОЛШЕВО

Рвалась,                Растягиваясь, молния.Гром поперхнулся                               в сорванном дожде.Ссыпался дождь                                звенящими колючками.Гроза шипела в бешеной воде!Сквозь задыханье!Сквозь небо трясенье!Кидался пачками                              бенгальский свет!Клочки пейзажей,                            как с автомобиля,Шарахались,                          взметнув кромешный цвет…Валились близко                              глыбы громовые,И беспорядочно совался носКакой-то ослепительной                                   гримасыВ укромные                                     темноты сосен.Бежал малинник под окном в смятенье.Швырялся ветра                              рваный балахон!Был чернокрылый дождь                                   один                                            на свете,Там, где кончался                                 обмерший балкон…Скрипеньем вторя                                  аховой присядке,Кавалерийским натискам воды,Лес черно-бурый                                шумно                                                       содрогался,Вбирая сок сокровищной беды.И я                    с таким блаженным замираньемКаталась                 с великаньих гор громов!Я веселилась                         полным обладаньем:От кладов золотых —                                        до облаков!

СВЕТЛЯЧОК

Спит глубоко ребенок,Светя своим теплом,Как светлячок в ночи.И прячешь в войлок шаг,И шепотом прислуживаешь ночи…Дом полон до краевглубокою погодой.

ГОРЕ

Толпились плечом к плечу,Чужим дорожа несчастьем, —Поглядеть на вывороченныеПоездом лошадиные части.Маленькая девчонкаИзумленно глядела на лужуКрасной краски. Большая бабаТяжко вздыхала мужу.Прошел парень с девицей,ЧутьЗадержавшись на переезде.Снова            с медленным скрипомЗвякнул шлагбаум железный.Становились безучастными лица.Пахнуло неубранным сеном,Там, среди вольных полей,Все кротко и забвенно!Всякому свое. А помочь нечем.Зеленой звездочке семафораВидно, что никаким словомНе избыть                 простого                                  извозчика                                                       горя.Река дотянулась прохладой и влагой.Горизонт налился                                дремной синью.И заговорил, негодуя и жалуясь,                                 носом об рукав синий,Заплакал                 от беспощадной жалости,Держа ослабнувшие вожжи,Грузный,мрачный,заика,Фокин — извозчик.

ДАНЬ КОНЮ

Когда сражался Дон Кихот,А Санчо принимал побои,Не замечали, что РоссинантСказался истинным героем!До бреда худ, смиренный до победы,Под натиском Кихотова бедраОн светел был невозмутимо,Как летнего ручья вода.Палящей ярости КихотаПорой являясь укоризной,Сопровождал его послушноДыханьем совершенной жизни.Один живой среди пастушекИ гениальных сумасбродств,Рассеян ветром, сыт усталостью,Переходил безумья вброд.

«Оркестр в кино под бравурную рубрику…»

Оркестр в кино под бравурную рубрикуПодводил все пальто, шляпы, возрасты, руки,Разбрасывая в ждущую публикуНапористое однообразье звуков.Седой человек, заслонив пианиста,По возможности без выраженья,Водил по струнам, наклонившись низко,По возможности без выраженья.Скрипач молодой, игравший в упор,Имел где-нибудь несомненный успех,Об этом свидетельствовал проборИ ныряющий по губам смех.Виолончелист, спокойно скучая,Был проще и светлей;Ему шла бы зоркость леснаяГлаз нахмуренных из-под бровей.Они играли что-то крикливо-страстное,Как обезьянья драка,Пока нелюдимая публика была в прострацииХолодного срока антракта.В особо патетических местахВиолончелист выдающейся губоюУлыбался, и, не сводя глаз с листа,Скрипач подхватывал улыбку другою.В мелькнувшей улыбке — нежностьК удивительно-трогательной фразе,Которую в этом городе снежномНекуда деть, кроме юмора разве.Труд бессменный до самой полночи!Все те же изведанные вчетвером!Но и в стертой привычке глубокими волнамиПлыл взволнованный лозунг — живем!

ЛЮРИНЫ РУЧКИ