Николай Попель - В тяжкую пору

- Теперь я за этот полк спокоен, - признался Васильев, когда мы шли к танкам.

Я ничего не ответил. У меня из ума не шли обгоревшие скелеты. Я думал о другом человеке, который славился смелостью и остроумием, - о Гурове... Как это Сытник сказал: "Самые лучшие гибнут... Возле смерти ходят, а о ней не думают, о себе не помнят...".

На командном пункте у Подлуже творилось нечто невообразимое. Люди бросали вверх пилотки, фуражки.

Я выскочил из танка и окликнул пробегавшего мимо политрука.

- Что тут происходит?

- Самолет.

- Какой самолет?

- Наш! Только что сел в болоте. Связь будет! Минут через двадцать передо мной стоял высокий, опирающийся на палку летчик-лейтенант в черной кожаной

куртке.

- Мне нужен бригадный комиссар Попель.

- Я - Попель.

- Вез вам приказ фронта. Когда "мессершмитты" атаковали, приказ уничтожил. Содержание помню. В лесах у Мала Милча и Белька Милча сосредоточено до трехсот танков противника. По всей вероятности, без боеприпасов и горючего. Командующий фронтом приказал уничтожить эти танки.

- Кем подписан приказ?

- Начальником штаба генералом Пуркаевым.

- Больше ничего не было в приказе?

- Ничего.

- Вам что-нибудь известно о восьмом мехкорпусе?

- Ничего.

- О противнике?

- Мало.

- Кто в Тернополе?

- Наши. Утром там был штаб фронта.

Итак, штаб фронта помнит о нас, приказывает наступать, громить врага. Но знает ли он о наших потерях? Знает ли, что нам некуда девать раненых и нечем помогать им, что у нас нет горючего, снарядов, патронов, что в каждом полку можно по пальцам сосчитать оставшихся в строю командиров и политработников? Вряд ли.

Но если надо, если есть приказ, мы обязаны, мы будем наступать.

4

- В нашем положении наступать - все равно, что с обрыва в омут бросаться...

Курепин говорил горячо, но не запальчиво. Он, ставший начальником штаба нашей группы и неплохо справлявшийся со своими обязанностями, был во всеоружии неотразимых фактов:

- Наступление требует боеприпасов, а у нас их нет. Ни на танках, ни в артиллерии. Наступление требует подвижнос ти. Чем мы ее достигнем? Горючее только в баках, да и то не у всех. У нас многие сотни раненых. А ремонтники, танкисты, потерявшие машины, артиллеристы без пушек? Что с ними делать, когда у них даже винтовок нет?

Курепин сделал паузу. Он ждал возражений, но возражений не было. Все так, именно так.

- Только что товарищ Петренко доложил о противнике. Соотношение сил мало сказать не в нашу пользу. Против нас с севера две пехотные дивизии - 44-я и 225-я, подошла 14-я танковая. С юго-запада 111-я пехотная и 16-я механизированная. Здесь же наша старая знакомая атакует колонну. Так я говорю, товарищ Петренко?

Петренко кивнул головой:

- ...Завтра надо ожидать решительного штурма. А мы - начнем наступление, вылезем со своими калеками-танками - нате, душите. И часу не пройдет, они из нас блин сделают, проглотят и не подавятся.

Курепин видел: оппонентов нет, и увлекался все больше и больше.

- Знай штаб фронта наше положение, он никогда бы не отдал такой приказ, не послал бы людей на убой...

- Что вы предлагаете? - перебил я.

- Есть один выход - на восток. Пока его не захлопнули, надо пользоваться немедленно приступить к выводу частей, соблюдая строгую маскировку. Фашисты завтра начнут артподготовку, а нас - след простыл. Живая сила и техника спасены. Мы соединимся с другими дивизиями, корпусами. И дадим еще жару Гитлеру.

Васильев только сегодня сказал мне о Курепине: "Пожалуй, освоится мужик, глядишь, отвыкнет с собой соломку таскать на случай, если спотыкнется. А к штабной работе у него вкус имеется. Штабная культура есть, и мозгами шевелить может".

Все это было справедливо. Я видел: сегодняшняя речь Курепина подсказана не желанием спасти себя, уцелеть. Курепин, чувствуя ответственность за войска, честно искал рациональное решение, и обычная логика подсказала его. Но годится ли нам она, эта самая "обычная логика", сейчас, приведет ли она к правильным действиям, правильным не только с точки зрения нас, оказавшихся в окружении, но и с точки зрения интересов фронта, Красной Армии, страны в целом? Уцелеть, сохранить живую силу, материальную часть превосходно. Однако ценой чего? Невыполнения приказа.

Нет, как видно, пришел час перешагнуть через "обыкновенную логику", выработать новые категории.

То, что предлагает Курепин, дьявольски соблазнительно и дьявольски просто: удрать. Фашисты проснутся, постреляют по пустым деревням, перелескам и поймут - русские их перехитрили, сбежали, были таковы. Сядут на машины, возьмут свои губные гармошки и покатят дальше, на восток, по нашей земле к Киеву... Я поднялся:

- Что думает товарищ Сытник?

- Сытник думает всегда одинаково: приказано - выполняй. Хоть в лепешку расшибись. Хоть юшка из носу.

- Ваше мнение, полковник Васильев?

Васильев говорил раздумчиво, медленно. Он согласен с анализом обстановки, который дал Курепин. Обстановка оценена правильно. Однако выводы...

- Выводы нам не подходят. Это - пассивное мышление. С ним можно выиграть операцию, но проиграть войну. Сейчас главное - истреблять противника. Всегда, всюду истреблять. Товарищ Курепин неплохо показал себя в дубненских боях. Несмотря на трудные условия, штаб работал довольно четко. Но сейчас начальник штаба танцует не от той печки. Сейчас нам исходить нужно из одного: как и где нанести больший урон врагу. Думать надо над тем, как умнее и лучше выполнить приказ фронта.

Курепин был- совершенно растерян. Он не сомневался в том, что его предложение - единственное возможное и разумное, с удивлением поглядывал на командиров, искавших способ выполнить фронтовой приказ.

Это решение нам далось не легко. Оно было принято после того, как отвергли десятки вариантов.

В 23:00 полк капитана Петрова атакует Птычу, овладевает ею, пробивает брешь на юг. В коридор устремляются тылы, раненые, все, что не может идти в бой и связывает нас. Маршрут - на Тернополь. С рассветом наши главные подвижные силы наносят удар по сосредоточенным в лесах танкам 16-й танковой дивизии в общем направлении на Козин. Мы верили, что где-то там, у Козина, Ситно, Брод, находится наш корпус.

У нас не было ни секунды времени. Я с группой командиров сразу же ушел на рекогносцировку в район Птычи. Васильев - на северный участок. В лесах, садах, деревнях, окраинах Дубно началось движение. Сперва осторожное, чтобы не привлечь внимания немецкой авиации.

Но фашистские самолеты не появлялись, и погрузившаяся во мрак дорога забурлила, загудела, ожила ревом моторов, криками, руганью, стонами. Стала обычной дорогой войны.

Гитлеровцы, привыкшие руководствоваться только элементарной логикой, не ждали ночного натиска на Птычу. Минут через сорок после первого артналета село было у нас. Мотоциклы, за ними танки, потом тылы на колесных машинах двинулись к Вербе. Пехота по грудь в теплой, мутной воде форсировала приток Иквы.