Артем Драбкин - Я взял Берлин и освободил Европу

Перед наступлением на Берлин нам дали коридор прохода над линией фронта шириной всего двести метров. Возвращаясь с задания, мы с Колей не пошли через этот коридор – сто километров до него, потом сто обратно. Ну его к черту! И попали в артподготовку. И знаешь, я не жалею – такая красота! Внизу бьют орудия, сверху «катюши», а мы между ними. Я только потом Кольку ругал: «Вот видишь, сократили путь, а теперь хлопнет какая-нибудь «катюша» по морде». – «Не. Своя! Не должна».

Когда началось наступление, мы поддерживали передовые части. Бомбили укрепленные районы, мосты на Шпрее. Помню, какое-то здание в самом Берлине бомбили. Много пришлось летать на разведку. В одном из последних вылетов я пошел севернее Берлина, на запад. Коля вдруг заметил «Хеншель-126», такой же тихоход, как и мы, который шел на 100 метров выше нас. Я оглянулся: «Коля, шмальни его, что ли». – «Война, считай, закончилась, пусть живет». Не стали стрелять, и он тоже отвалил без выстрелов. Посмеялись, что летел мирный парень, хорошо. Возвращаемся на свой аэродром. Заходим. Обычно старт обозначался одним-двумя фонариками, а тут полный старт, еще и посадочный прожектор нам включили. Думаю: «Точно война окончилась, раз такой старт зажгли». Включил фары. И вдруг смотрю, шары желтые катятся. Коля орет: «В хвосте, зараза!» И пошел отстреливаться – «фокер» зашел в хвост, но промазал. Коля тоже промазал. Сразу отвернул на наши аэродромные батареи. Они начали долбить – не знаю, сбили или нет, а я уже зашел без парада. Сел. Вот такой последний день войны. Надо сказать, что в последние дни ребята уже со мной летать не хотели. Вся дивизия сидит, а если полет на разведку, то обязательно меня пошлют.

Отрощенков Сергей Андреевич (Интервью Н. Домрачева)

командир танкового батальона 170-й танковой бригады

Под конец войны мы уже обнаглели, часто лезли туда, куда вроде можно и не ходить. Опыт большой, нахальства и энергии много. Ни в коем случае не оставить немца в покое, обязательно пойти, раздолбать его. Солдат ведь уже другой пошел, не как в сорок первом. Там мы шли с опущенными ушами, а здесь с поднятой головой.

Раз в Венгрии оставалось в батальоне пять танков. Сидим, курим за моим танком, слышим, за горкой немцы шумят, что-то чинят. Говорю: пошли в атаку, прижимайтесь ближе к лесу, он вокруг горки был. Мы пошли вдоль леса, а один наш на горку сунулся, сразу 105-миллиметровый снаряд в него, танк взорвался. Такой отличный экипаж был! А мы вокруг обошли, вышли в тыл к немцам. Шесть танков сожгли и «Артштурм»-самоходку. Я на нее выскочил и подбил. Фрицы самоход бросили, начали выскакивать буквально в тридцати шагах, мы их всех перестреляли до единого. Потом залез в этот «Артштурм», посмотрел, все у него работает, развернул в немецкую сторону, еще и выстрелил разок.

За сожженные вражеские танки нам давали деньги. Командиру танка и механику по тысяче, остальным членам экипажа по пятьсот рублей. И я получал деньги. Пока воевали в Советском Союзе, все причитающиеся мне суммы я отдавал в Фонд обороны. Многие так делали. Патриотизм был мощный. Позже, уже в наступательных боях, просил начфина перечислять деньги родителям. Отец говорил, что получал. Как учитывали уничтоженные танки? Учетчиков там много было. Сзади шли. В наступлении на поле боя все видно, как на картинке, кто сжег, как сжег. Не с доклада, мол, я уничтожил танк, нет. Вот он стоит, горит. За всю войну я уничтожил 23 танка и самоходок. Не один, конечно, с экипажем.

Перед наступлением на город Веспрем бригада вела оборонительные бои. Мы стояли в местечке Чинадполота. Не уверен, что правильно запомнил, мы его называли Чертово Болото. Первому и второму батальонам комбриг приказал закопать танки на линии обороны, третий батальон находился во втором эшелоне. За нами в нескольких сотнях метров был спиртзавод, рядом с которым вела огонь батарея 152-мм гаубиц. Батальон мотострелков уже закрепился на рубеже, и для земляных работ нам в батальон выделили в помощь 40 человек. Я послал за ними две машины, а понадобилась всего одна. Все сорок человек влезли – пацаны 16–17 лет, худющие. Разметили танковые окопы, они копают. Подхожу к одной группе. Полтора метра ростом, конопатый, курносый, стоит паренек, опершись на лопату, меня не замечает:

– Эх, мама, родила бы ты меня на два года раньше, или позже! – пацанам своим говорит. Я смотрю на этих детей шестнадцатилетних, и у меня комок в горле. Натуральные дети, им во дворе в футбол гонять, а не в окопах гнить. И надо же такому случиться, что именно эти пацаны спасли здесь нашу оборону, да и бригаду тоже.

Перед позициями простирались кукурузные поля. Ночью немецкая пехота по этой высокой кукурузе подошла вплотную к нашим траншеям. Немцы группировались и готовились к штурму на расстоянии броска гранаты. В это время один из мотострелков пошел в кукурузу по нужде и услышал говор. Подкрался поближе, разобрал немецкую речь. Парень тихо вернулся, доложил ротному. Тот не растерялся, быстро оповестил остальные роты и приказал приготовить гранаты к бою. Весь батальон ударил по команде мгновенно. Вначале закидали готовящихся к атаке немцев гранатами, затем открыли ураганный огонь изо всех видов оружия. Около трехсот человек потеряли фашисты в считаные минуты, ни о какой атаке речи быть уже не могло. Весь батальон мотострелков представили тогда к наградам. Большое дело сделали ребята. Член военного совета фронта лично привез мешок орденов. Командовал мотострелками после погибшего Осадчего капитан Василий Иванович Горб. Хороший офицер. «Я на своем горбу всю войну вынес», – шутил он над своей фамилией.

В Европе приходилось часто драться в городах. Тактика боя в городе принципиально отличается от полевой. Здесь танкиста за каждым углом может ожидать выстрел из фаустпатрона. Поэтому создавались штурмовые отряды, в каждый из которых входило два-три танка и десяток автоматчиков. Танки подавляют укрепленные огневые точки противника, а пехота зачищает дома и оберегает танки от «фаустников». Так, дом за домом штурмовые группы продвигаются вперед по своим маршрутам, пока не захватят весь город. Комбриг ставит задачу: куда и к какому времени должен выйти каждый батальон. Как это сделать, уже забота комбата. Он царь, бог и воинский начальник. Я делю батальон на штурмовые отряды, каждый взвод – это, считай, отряд, и даю задание каждому отряду. Все работают по плану.

Трудно было воевать в Австрии. В направлении Санкт-Пёльтен – Линц мы хорошо шли, ходко, по хорошим дорогам. Но как только пытались взять южнее, в сторону Граца, начинались проблемы. Лесисто-гористая местность. Дороги узкие, густые леса, горы. Места очень удобные для засад. Немцы малыми силами успешно и стойко обороняли эти районы. В Австрии я горел больше, чем где-либо за всю войну. Четыре раза из девяти мне приходилось выбираться из горящего танка в Австрии.