Иосиф Флавий. История про историка - Петр Ефимович Люкимсон
Некоторое время Веспасиан колебался, не зная, стоит ли доверять перебежчику, или речь идет о ловушке. Он уже хорошо познакомился с еврейским упрямством и верностью долгу. Он помнил, как его солдаты захватили в плен еврея, пытавшегося выбраться из города, чтобы связаться с соплеменниками в Галилее, упорно молчавшего под страшными пытками и дерзко улыбавшегося, когда его распинали. И все же Веспасиан решил рискнуть, и незадолго до восхода солнца Тит и Домиций-Сабин во главе небольшого отряда бесшумно подошли к стенам Иотапаты, проворно взобрались на них, перерезали часовых, а затем открыли ворота легионерам Цереала и Плацида.
В сущности, это был конец — когда иотапатцы стали просыпаться, они с ужасом обнаружили, что город взят и римляне врываются в их дома, чтобы начать массовую резню. Опьяненные легкой победой, ненавидящие евреев за оказанное ими сопротивление римляне убивали всех подряд — сначала на улицах, а затем и в домах, осматривая каждый их угол, заглядывая в погреба, в пещеры и в любое место, где можно было спрятаться. Многие защитники города, поняв всю бессмысленность сопротивления, собрались на окраине Иотапаты, где кончали жизнь самоубийством, закалывая себя ножами или бросаясь в бездонную пропасть. Римляне же потеряли только одного человека — один из укрывшихся в пещере евреев заявил, что сдается, и попросил римского офицера Антония подать ему руку, чтобы он мог вылезти. Однако, когда римлянин нагнулся над пещерой и протянул руку, вонзил ему в живот меч.
Всего в тот день римляне убили 40 тысяч человек, оставив в живых только 1200 женщин с детьми для продажи в рабство.
Но Иосифа бен Маттитьягу среди убитых не было. А Веспасиану нужен был именно Иосиф. Живой или мертвый. Но лучше все же живой.
Глава 12. Пророк
Нам остается только предположить, что, расспросив оставленных в живых женщин, Веспасиан убедился, что Иосиф не мог тайно покинуть город и был до последнего дня с его защитниками, и отдал приказ продолжать его поиски.
Иосиф тем временем спустился в пустую водосборную яму, соединенную туннелем с тайной пещерой, и решил переждать там до тех пор, пока римляне не отойдут от города. Как выяснилось, он был не одинок в этой своей надежде: в пещере он нашел еще 40 знатных иотапатцев, часть из которых укрылась там со своими семьями и позаботилась о запасах еды и воды, так что их должно было хватить надолго. Той же ночью Иосиф осторожно вышел из пещеры наружу в надежде отыскать путь к бегству, но еще раз убедился, что, пока римляне стоят в городе, это невозможно.
На третий день жена одного из укрывшихся в пещере тоже решила выглянуть наружу, была схвачена римлянами и, видимо под пытками, рассказала, где скрываются Иосиф и другие оставшиеся в живых горожане.
К пещере был немедленно отправлен отряд во главе с трибунами Павлином и Галликаном, которым Веспасиан получил роль переговорщиков: они должны были предложить Иосифу сдаться в обмен на сохранение жизни ему и его товарищам. Однако Иосиф понимал, что по римским законам он заслуживает жестокой казни. Заверения послов, что Веспасиан дал слово в случае сдачи сохранить ему жизнь, не произвели на него никакого впечатления — он хорошо знал, что римляне часто нарушают собственные обещания, и потому не спешил выйти из пещеры.
Тогда Веспасиан направил к нему третьего посла — трибуна Никанора. Иосиф пишет, что этот сирийский грек был его «давним другом», но ни словом не упоминает о том, где и при каких обстоятельствах они познакомились и подружились.
Никанор стал убеждать Иосифа, что римляне гуманно относятся к побежденным (лучше бы он этого, конечно, не говорил!); рассказал, какое уважение вызвало у римлян то мужество и смекалка, с которыми Иосиф защищал город, и добавил, что у Веспасиана и в мыслях нет его казнить — во-первых, он никогда не нарушит данное им лично слово и уж тем более «не послал бы к нему друга, чтобы покрыть постыдное добродетелью; вероломство дружбой», да и сам Никанор отказался бы участвовать в подобной миссии. А во-вторых, если бы Веспасиан и в самом деле хотел уничтожить Иосифа, он бы это уже сделал.
Увидев, что Иосиф не откликнулся и на слова Никанора, легионеры уже начали зажигать факелы, чтобы сжечь всех находившихся в пещере живьем, но Никанор остановил их, дав знак, что намерен продолжить переговоры. Тем не менее солдаты по-прежнему угрожали забросать пещеру горящими головнями. Все это походило на игру в «доброго» и «злого» следователей.
И тут, пишет Иосиф в «Иудейской войне», в его памяти «выступили ночные сны, в которых Бог открыл ему предстоящие бедствия иудеев и будущую судьбу римских императоров. Иосиф понимал толкование снов и умел отгадывать значение того, что открывается божеством в загадочной форме; вместе же с тем он, как священник и происходивший от священнического рода, был хорошо посвящен в предсказания священных книг. Охваченный как раз в тот час божественным вдохновением и объятый воспоминанием о недавних страшных сновидениях, он обратился с тихой молитвой к Всевышнему и так сказал в своей молитве: „Так как Ты решил смирить род иудеев, который Ты создал, так как все счастье перешло теперь к римлянам, а мою душу Ты избрал для откровения будущего, то я добровольно предлагаю свою руку римлянам и остаюсь жить. Тебя же я призываю в свидетели, что иду к ним не как изменник, а как Твой посланник“» (ИВ, 4:8:3).
Наиболее скептически настроенные историки убеждены, что Иосиф придумал эти ночные видения уже потом, непосредственно во время написания «Иудейской войны», — чтобы подвести «теоретическое обоснование» своей сдачи в плен и увлечь читателя. На самом деле им, дескать, руководило исключительно желание выжить любой ценой. Они обращают внимание на то, что нигде ранее Иосиф не говорил о своих видениях и умении толковать сны, а также о том, что ему было открыто будущее своего народа и Рима.
Но, как уже говорилось в первых главах этой книги, с ранней юности Иосиф чувствовал, что, подобно библейским пророкам, он избран для какой-то высокой миссии, что и ему не чужд дух провидения. Он увидел свое избранничество в назначении комендантом Галилеи, но в пещере, когда он оказался перед лицом смерти,
