Полезное прошлое. История в сталинском СССР - Виталий Витальевич Тихонов
Несколько с иных позиций Аджемяна критиковал Л. М. Иванов. Он указал на то, что взгляды докладчика совпадают со взглядами социал-демократов, оправдывавших колониальную политику своих правительств. А в целом «доклад, который был сегодня заслушан, он просто вызывает какое-то удивление, ибо здесь автор не только не хотел посчитаться с тем, что сделала советская историческая наука, но и с тем, что сделала наука по изучению движения Шамиля вообще».
Осторожно выступил Н. М. Дружинин, который признал, что религиозная оболочка движения – реакционная. Но в остальном он был не согласен с Аджемяном. Дружинин подчеркнул, что Ахундов считал Российскую империю «наименьшим злом» и враждебно относился к николаевскому режиму.
В некотором смысле Аджемяна поддержал некий Хуршилов из Дагестана. Он признал, что образ Шамиля идеализируется и модернизируется советскими историками. В конце заключительное слово дали докладчику. Тот сказал, что не хотел идеализировать царскую Россию. Но и с критикой категорически не согласился.
Н. М. Дружинин подвел итоги непростого заседания:
Я должен сказать и в качестве председателя собрания констатировать, что точка зрения тов. Аджемяна не нашла сегодня поддержки в нашей среде. Мы не можем с тов. Аджемяном согласиться, что народы Северо-Восточного Кавказа стояли на той ступени отсталости социальной, политической и духовной, которую пытался им приписать тов. Аджемян… мы не можем согласиться, что все движение горцев Северного Кавказа было инспирировано Турцией. Мы считаем, что оно выросло органически, на почве самой страны.
Итак, выступление Аджемяна было встречено в штыки. По итогам дискуссии был опубликован отчет, где подробно передавалось содержание выступлений и подчеркивалось, что советские историки выступили против нового подхода. Между тем положение в идеологической сфере еще больше изменилось: усиливалась пропаганда великодержавности, крепкого и сплоченного государства, патриотизма. В этих условиях Шамиль, символ борьбы горцев против России, оказывался фигурой крайне одиозной, особенно после сталинских депортаций кавказских народов. В описании присоединения нерусских народов к Российской империи формула «наименьшего зла» изменилась на «абсолютное благо». Идеи, высказанные Аджемяном, звучали все настойчивее.
Кампания по борьбе с космополитизмом, в которой ультрапатриотические идеи Аджемяна оказались очень кстати, вновь вернула «историка по призванию» на авансцену. В июле 1949 года его пригласили на заседание Президиума РАН по вопросам исторической науки.
В 1950 году в директивном органе партии, журнале «Большевик», появилась статья близкого к Л. П. Берии Д. М. Багирова «К вопросу о характере движения мюридизма и Шамиля», в которой историки осуждались за неправильную трактовку мюридизма как прогрессивного явления. Упоминалось там и о дискуссии вокруг доклада Аджемяна, причем в качестве примера того, что историки цепко держатся за отжившие взгляды. В статье подчеркивалась связь Шамиля с Турцией и Англией, чему придавался особенно негативный оттенок на фоне кампании по борьбе с низкопоклонством перед Западом. Появление этой публикации окончательно закрепило новую концепцию истории Кавказской войны. Вышло специальное постановление Президиума АН СССР «Об антимарксистской оценке движения мюридизма и Шамиля в трудах научных сотрудников Академии наук СССР». В академических институтах прошла серия заседаний, на которых осуждалась старая оценка мюридизма. На них вчерашние критики практически слово в слово повторяли тезисы докладов Аджемяна. Все это позволяет предположить, что через Аджемяна высшие идеологические органы транслировали в общество определенные, непривычные, провокационные идеи и выявляли реакцию на них, готовили научную общественность к их восприятию.
Однако после такого триумфа звезда Аджемяна стремительно закатилась. Аджемян был, пожалуй, самым ярким представителем когорты «маленьких людей» в исторической науке. Хороший оратор, темпераментный полемист, любящий эпатировать публику. Но он, конечно, не был единственным в своем роде. К типу «маленьких людей» можно смело причислить Ивана Ивановича Мордвишина (1910–1985?) из Иванова. Его биография вкратце такова. Он родился в Омске, то ли в актерской семье (согласно автобиографии), то ли в семье крестьян (согласно листку учета кадров). Окончил Ивановский государственный педагогический институт, аспирантуру Московского педагогического института им. К. Либкнехта, в котором защитил кандидатскую диссертацию на тему «Бироновщина». «Слыл эрудированным преподавателем истории СССР и историографии с хорошей памятью и ораторскими данными».
Широкой научно-исторической общественности его имя стало известно в связи с разгромом книги Н. Л. Рубинштейна «Русская историография» (1941). Книга Н. Л. Рубинштейна подвергалась критике за признание заслуг в изучении русской истории ученых-немцев: Г. Ф. Миллера, А. Л. Щлецера, Ф. Г. Эверса и др. Но настоящие проработки начались после публикации отчета в журнале «Вопросы истории» об обсуждении книги на кафедре истории СССР провинциального Ивановского педагогического института.
Важно подчеркнуть, что многие в редакции журнала противились публикации. М. Н. Тихомиров записал 23 января 1948 года в дневнике:
На сегодняшнем заседании «ВИ» обсуждалась рецензия некоего Мордвишина из Иванова на «историографию Н. Л. Рубинштейна». Как водится, рецензия была зело ругательная и столь же безграмотная. К моему удовольствию Вяч[еслав] Петр[ович] Волгин горячо высказывался против рецензии, назвал ее безграмотной, сказал, что определение историографии как дисциплины, изучающей только историю материалистических учений, неверно. Я горячо поддержал Волгина и сказал, что сейчас все разделяются на две группы: тех, кто пишет и кого ругают, и тех, кто ничего не пишет, но зато всех ругают.
Несмотря на противодействие, отчет о заседаниях был оперативно опубликован в первом номере. По иронии судьбы, в следующем номере вышла разгромная статья о «Русской историографии» самого М. Н. Тихомирова, сыгравшая не менее зловещую роль в судьбе Рубинштейна.
Но вернемся к Мордвишину. Как это следует из публикации, кафедра провела два открытых заседания, на которых главным оратором выступил именно доцент И. И. Мордвишин, он же и написал отчет для журнала «Вопросы истории». В своих выступлениях он утверждал, что Рубинштейн «допускает ошибку, когда рассматривает марксизм как продолжение буржуазной науки». Более того, «он почти о каждом из дворянских и буржуазных историков находит случай сказать доброе слово». Естественно, была найдена и антипатриотическая составляющая: «Проф. Рубинштейн исходил из неверного тезиса, что русская историческая наука якобы почти всегда до новейшего времени отставала от западноевропейской». Вывод заседавших: «Книга нуждается в серьезной переработке». В конце этой небольшой публикации находим дополнение от редакции, в котором говорится, что историки всей страны приглашаются к обсуждению книги Рубинштейна. Именно после этой заметки вялотекущая полемика быстро набрала обороты.
Почему же обсуждение
