Станция Вашингтон. Моя жизнь шпиона КГБ в Америке - Юрий Борисович Швец
"Есть идеи?" — с надеждой спросил он.
— В Америке я ничем не могу вам помочь. Но в Советском Союзе вы могли бы стать советником Комитета — неофициально, разумеется. Ваши идеи доходили бы до самого верха, могу вас в этом уверить. И, конечно же, вы будете получать вознаграждение в зависимости от качества вашего материала».
«Насколько это серьезно?» Сократ вернулся к жизни. В дальнейшем я много раз замечал, что разговоры о деньгах всегда волновали его.
— Сто процентов, — ответил я.
— Договорились, — твердо сказал он. «С тех пор, как Филлис уволили, мы чистили дно ствола».
«Вы не обеспокоены тем, что ваша работа может нанести ущерб Соединенным Штатам?» Я спросил.
«Я не считаю Америку своей страной, — заметил Сократ. «Я всегда чувствовал себя там инопланетянином».
— Тогда почему ты там живешь? — удивленно спросил я.
«Я человек без родины, вечный скиталец». Он усмехнулся. «Может случиться так, что однажды я попрошу вас устроить мне безопасное убежище в Советском Союзе».
«Кстати, о безопасных убежищах. Однажды вы спросили меня, как здесь поживают Филби и Говард», — вмешался я. — Хочешь узнать прямо из первых уст? Могу тебя с ними познакомить, если хочешь.
«Нет, забудь». Сократ вяло махнул рукой. «Я опасаюсь утечки информации. Никогда не знаешь, что может случиться».
— А согласились бы вы встретиться с представителями нашего Комитета, если они изъявят желание познакомиться с вами? Я спросил.
— Я полностью к вашим услугам, — ответил он.
На следующий день мне позвонила «Татьяна». Это имя было кодом службы подслушивания КГБ. Судя по их докладу, все шло по плану.
Как только я ушел, Сократ разбудил свою жену, хотя было 2 часа ночи: «Филлис, кажется, наш друг работает на КГБ!»
— Не верю, — твердо сказала она.
«Он предложил свои услуги по организации для меня встречи с Филби и бывшим агентом ЦРУ Говардом».
«Вы были тем, кто проявил к ним интерес еще в Вашингтоне», — сказала она. — Значит, он решил удовлетворить твое любопытство.
«Возможно, вы правы на этот счет, но он также пригласил меня проконсультироваться с комитетом», — настаивал Сократ.
— Какой комитет? «Спутник» был в недоумении.
«Какой-то межведомственный комитет, в котором он работает. «Межведомственный» — это явно отвлекающий маневр, а «комитет» дает много пищи для размышлений».
— Ты согласился? Голос Спутника выдавал явное беспокойство.
— У вас есть предложение получше? — саркастически спросил Сократ. «Вы прекрасно знаете, в каком безвыходном положении мы находимся. Мы подвергаемся остракизму со стороны всех, у нас нет денег и мы не можем рассчитывать ни на какую помощь. Но мы должны продолжать наш путь, и мы продолжим его — чего бы это ни стоило. Это не возврат к прошлому. Я не собираюсь ползти обратно в Гарвард за чашечкой кофе к профессору. Так что предложение нашего друга — очень своевременный подарок».
— Ну, ты уж поосторожней, — пробормотала Спутника и снова заснула.
«В общем, что вы можете сказать о моих друзьях?» — спросил я у Татьяны. Служба мониторинга присылала нам письменные отчеты о записанных разговорах, но во многих случаях ничего не сообщала о психическом состоянии испытуемых. Неудивительно, поскольку сухие стенограммы не давали ни намека на тембр голоса или интонацию, что часто давало более глубокое понимание, чем сами слова. Но пришлось отдать должное девочкам Татьяне: они не раз оказывались мастерами-психологами. Непосредственное общение с ними было весьма полезным.
«О, ваш Сократ — настоящий тиран!» — воскликнула девушка. «Он буквально терроризирует свою жену. У бедной женщины ужасная память, и каждый раз, когда она что-то забывает, он злится и начинает орать… И его скупость граничит с безумием. Филлис дала ему пару долларов чаевых.
Мартин пришел в ярость и четверть часа проклинал ее».
«Судя по реакции Филлис на его подозрения в том, что я офицер КГБ, она абсолютно в своем уме», — заметил я.
«У меня сложилось впечатление, что она вполне разумна в том, что касается ее ближайшего окружения», — сказала офицер Татьяна. «Она также хорошо помнит события далекого прошлого. Именно недавнее прошлое доставляет ей проблемы».
Поблагодарив ее за информацию, я задумался. Почему Сократ сказал «Спутнику», что подозревает меня в КГБ? Конечно, он был достаточно умен, чтобы предположить, что Комитет подслушивает его. Он вел себя так, как будто приехал в Советский Союз с намерением сдаться нам. Еще в Вашингтоне я подозревал, что он думает примерно так.
Когда я доложил Черкашину о результатах встречи с Сократом и Спутником, он даже потер руки от удовольствия. Его особенно впечатлила моя просьба записать встречу на пленку.
"Все идет очень хорошо", сказал он с любезной улыбкой, которую я никогда раньше не видел. «Но как нам убедить Андросова, что Сократ не растение и не подделка?»
«Пусть он сам поговорит с Сократом и покажет всем, как вести разведывательные дела», — предложил я. «В конце концов, разве не он настаивал на том, чтобы проверить этого парня? Так что вполне естественно, что он должен был это сделать. Ситуация не может быть более благоприятной; Сократ теперь на нашей территории». и готов увидеть кого угодно».
— Я так и предлагал, а он категорически отказался, — хмыкнул Черкашин.
«Тогда пусть он делегирует ответственность одному из своих подчиненных», — сказал я.
— Ему тоже не понравилась эта идея.
«В таком случае, кому, черт возьми, нужен он или его отдел?»
Я даже не чувствовал необходимости скрывать свое раздражение. "Вдумайтесь только: американец приходит в самое логово коммунизма, чтобы предложить свои услуги КГБ, а элитное подразделение советской разведки, на которое возложена задача поиска и вербовки именно таких людей, боится встреча с ним».
— Не будем отвлекаться на философию, — прервал мою тираду полковник. "Есть другие идеи?"
— Как насчет встречи с Сократом?
— О нет, — поспешно сказал Черкашин. «Я мало знаю об этом деле, и, кроме того, я сейчас занят».
— Тогда давайте устроим Сократу встречу с одним из наших аналитиков, выступающим в качестве нейтрального арбитра, — предложил я.
— Отличная идея, — согласился полковник. "Вперед, продолжать."
В тот же день я познакомил Сократа с полковником Юрием Голиковым, бывшим аналитиком из вашингтонской резидентуры. Он был гением политического анализа и, как почти всякий гений, горячо не нравился начальству. По возвращении из Вашингтона он был назначен советником аналитической службы, что равносильно политической ссылке. Когда его начальник вынес «приговор», Голиков пренебрежительно улыбнулся ему и вышел из кабинета, хлопнув за собой дверью.
Когда я предложил ему встретиться с Сократом, Голиков отреагировал, как согбенный мустанг,
