М. Томас - Исповедь социопата. Жить, не глядя в глаза

Другие виды деятельности, однако, требуют расширения внимания. Например, даже такие простые вещи, как умение ориентироваться в аэропорту, разговаривать одновременно с несколькими людьми, играть в покер или улавливать тенденции на совещании у руководства. Чтобы овладеть этими навыками, я со временем научилась расширять область повышенной сосредоточенности, распространять ее сразу на несколько мишеней, проявляя способность, которую дайверы называют «децентрализацией внимания». Я слышала, как один психолог определял нечто подобное как ситуационную осведомленность. В отличие от медитации, по ходу которой человек освобождается от всяких мыслей, децентрализация внимания – это сосредоточение на всем сразу, восприятие всех предметов, находящихся в поле зрения и слуха. Ныряльщица Наталья Молчанова формулирует так: «В первую очередь надо научиться концентрировать внимание на периферии поля зрения, а не на середине – как будто смотришь на экран». Она имеет в виду, что люди, постоянно подвергающиеся воздействию стрессовых факторов, могут извлечь большую пользу из способности распределять внимание и притуплять «эмоциональные реакции на критические ситуации, чтобы не принимать неверных решений и не впадать в панику». Приближаясь к состоянию децентрализации внимания, я начинаю настолько остро воспринимать раздражения, что у меня возникает впечатление, будто я одновременно чувствую все свое тело – состояние, близкое к экстазу; оно доставляет мне ни с чем не сравнимое удовольствие и очень полезно, так как позволяет бороться с нежелательными побуждениями, ибо я в таком состоянии могу воспринимать настолько широкую картину действительности, что отдельные импульсы кажутся мелкими и несущественными. Исключительная сосредоточенность позволяет добиваться сходного эффекта, заставляя заниматься только одним делом и не отвлекаться на искушения. Игры с вниманием в конце концов освободили меня от тирании искушений и дали возможность достичь некоторой стабильности в социальной и профессиональной жизни.

Долгое время я жила без диагноза и сама точно не знала, социопат я или нет. Но я изо всех сил пыталась найти способ победить свою особость, чтобы достичь успеха и выглядеть нормальной. Тем не менее, кое-чего добившись, я все же не смогла удержаться на работе, так как постоянно испытывала терпение партнеров в юридической фирме. В итоге меня уволили за систематическое невыполнение профессиональных обязанностей. Мои отношения с друзьями и любовниками рассыпались, как карточный домик. Начав копаться в себе и исследовать, что такое социопатия, я поняла: хотя я и причинила массу страданий себе и близким, в социопатическом характере нет ничего дьявольского. Если удастся направить эти особенности в нужное русло, думала я, то я смогу жить обычной жизнью, причиняя минимум неудобств себе и окружающим. Настало время взять в руки бразды правления жизнью. Начать, очевидно, следовало с профессиональной карьеры.

Несмотря на природную лень и отсутствие интереса к работе, я могу быть отличным юристом, если постараюсь. После того как меня уволили из адвокатской конторы, я некоторое время работала прокурором по делам мисдиминоров[15] в ведомстве окружного прокурора. Социопатический характер делает меня неплохим судебным обвинителем по сравнению, например, с обычным человеком, которому, чтобы сыграть эту роль, придется изучить и усвоить груду печатных документов, вникая в каждую запятую. В таких ситуациях я сохраняю полное спокойствие, чарую и манипулирую, не испытывая ни чувства вины, ни угрызений совести, что очень помогает в столь грязном деле.

В юриспруденции существует миллион ошибок, которые может совершить юрист, особенно в суде и особенно выступая обвинителем. Прокурор несет самую большую ответственность за доказательства и за этическую сторону обвинения. За ошибку прокурора могут лишить звания или подвергнуть иному дисциплинарному взысканию. Несмотря на это, прокуроры по мелким правонарушениям почти всегда сталкиваются в суде с чем-то новеньким. Это все равно что купить на аукционе заложенный дом. Никогда не знаешь, с чем столкнешься – с мелкой кражей или с каким-нибудь кошмаром. Все, что ты можешь сделать, – это блефовать и надеяться, что удастся продраться сквозь трудности и неувязки. Что ж, никаких проблем – во всяком случае, для таких бесстрашных социопатов, как я. Дело даже не в непоколебимой уверенности, что я превосходно справлюсь, хотя обычно так и бывало. Дело в том, что с моим умом, остроумием, живостью мышления и уровнем юридической грамотности я всегда убеждена, что, если даже не удастся произвести должное впечатление на судью, я в любом случае устрою великолепный спектакль.

Стереотипное мнение о равнодушии юристов, в общем, соответствует действительности, по крайней мере, в отношении хороших юристов. Симпатии и антипатии приводят к плохому суду, плохой защите, плохому правоприменению. Как обвинение, так и защита только выиграют от социопатического (если можно так выразиться) судопроизводства. Будь вы бездомным, живущим на пособие, или миллиардером, вы в равной степени выиграете, если вашим юридическим консультантом будет социопат. Я не стану принимать во внимание ваши нравственные изъяны; я буду неукоснительно придерживаться буквы закона и стараться выиграть любой ценой, а я люблю выигрывать – как в своих, так и в чужих делах.

Юристам приходится иметь дело с вещами, от которых большинство людей с отвращением отворачиваются. Нейрофизиолог и исследователь социопатии Джеймс Феллон хвалит социопатов за то, что они не чураются «грязной работы», к которой большинство людей не проявляет интереса, но которая тем не менее должна быть сделана. Например, адвокат должен представлять в суде интересы людей, чье поведение страшно или отвратительно. Кто-то должен защищать Бернардов Мэдоффов[16] и О. Симпсонов[17]. Социопаты не только охотно берутся за такую работу, но и выполняют ее лучше других. Умение балансировать к собственной выгоде на тонкой грани между добром и злом не только приносит моральное удовлетворение, но и помогает быть хорошим юристом. Адвокаты знают: факт становится фактом только после того, как ценой больших усилий его извлекут из моря всяческих «может быть». Подобно всем социопатам, адвокаты и прокуроры понимают эгоистические интересы, таящиеся в человеческих душах, и раскрывают скрытые мотивации и грязные тайны, прячущиеся за кулисами преступления.

В юриспруденции есть термин, редко употребляемый в других сферах человеческой деятельности, – диспозитивность. Это юридическая категория, характеризующая возможность свободного распоряжения субъекта права его правами. Диспозитивная норма закона, или диспозитивность факта, подразумевает, что по поводу какого-либо деяния может быть принято как обвинительное, так и оправдательное заключение. Например, представьте себе, что я прохожу мимо человека, истекающего кровью на тротуаре в 20 шагах от больницы, но не останавливаюсь, чтобы оказать ему помощь. Если я не знакома с этим человеком, то данный факт является диспозитивным; закон гласит, что незнакомец не обязан оказывать помощь раненому и свободен от ответственности. Дело закрыто. Все другие факты не имеют никакого значения: крики жертвы о помощи, то, что у меня был с собой телефон и я могла позвонить в «Скорую». Не имеет значения даже то, что, допустим, у меня с собой был набор первой помощи и хирургические перчатки. Концепция диспозитивности редко употребляется вне юриспруденции, так как в обычной жизни практически ни одно суждение не соответствует ей. Жизнь держится на расплывчатых моральных и социальных нормах, раздражающих сложностью и неэффективностью. Закон прям и откровенен; флеш бьет стрит независимо от руки. Именно поэтому закон всемогущ. Если закон говорит, что вы не убивали, то при всех ваших злокозненных намерениях и целях, как это наглядно проиллюстрировал процесс по делу О. Симпсона, вы не убивали. Закон, конечно, содержит ошибки, но мы прикидываемся, будто это не так. Такой подход делает закон козырным тузом, поскольку вы можете так повернуть ситуацию, чтобы он оказался на вашей стороне.