Валентина Чемберджи - XX век Лины Прокофьевой

24 марта. Чикаго. Запись из «Дневника» Прокофьева.

«Завтракали с Рахманиновыми: он с женой, я с Пташкой. Вчера он изумил нас вниманием, позвонив нам по телефону. За завтраком Рахманинов был в отличном настроениии, даже посмеивался над Метнером, рассказывая эпизоды из его американской поездки. ‹…› Рахманинов заявил, что придёт на концерт специально, чтобы послушать Пташку. Пташка всячески умоляла его не приходить и не смущать её, но Рахманинов ответил, что раз он на свои кровные купил билет, то должен его использовать. Поддразнивая Пташку, он вынимает билет и показывает ей.

Концерт в Orchestra Hall, слушателей человек тысяча, но большой зал выглядит пустовато. Зато приём удивительно равномерно-горячий. Лина поёт совсем неплохо и имеет успех. Концерт проходит оживлённо. Лина видит в партере Рахманинова, он сидит, внимательно уставившись. На половине концерта уходит, так как в десять вечера у него поезд в Детройт.

После концерта едем в два места, несмотря на бурю. С нами Больмы, Анисфельды, Волковы… У Брустеров чудный дом, полный современной живописи лучших художников. Замечательная коллекция!»

28 марта возвращались в Европу. Прокофьев уже опаздывал на собственный фестиваль в Брюсселе, посылал с борта судна телеграммы, а в Париже возникли разногласия с Пташкой. Она жаловалась, что очень устала и хочет ехать в Le Cannet[49] к детям, в то время как Сергей Сергеевич настаивал на том, что надо хотя бы посмотреть квартиру, которую сняли, начать ремонт, а потом ехать. Сам же в тот же день прибыл в Брюссель, где заснул как убитый, ничего не зная о завтрашнем концерте. Выяснилось, что Ансерме позаботился обо всём.

В Париже затевался, хоть и не так быстро, как хотелось, ремонт квартиры. Святослав осуществил первый выход в свет. Прокофьев, играя свой Третий концерт и дирижируя, заметил в четвёртом ряду Святослава. Пташка в первый раз привела его на концерт отца. Родители очень боялись, что при виде Прокофьева Святослав закричит: «Папа!». Но он был уже большой мальчик и вёл себя как следует.

Из России шли неутешительные вести: в газетах писали о жестоких антирелигиозных гонениях в стране большевиков, но особенно сильное впечатление произвело на Прокофьева письмо от Мясковского, в котором тот прямо советовал не приезжать из-за серьёзных перемен в музыкальном мире. Всё захватили в свои руки пролетарские музыканты (РАПм).[50]

Мейерхольд молчал. Страшная новость: самоубийство Маяковского. Прокофьев считал, что причиной могут быть творческие и политические конфликты, а не женщина, как писали газеты. Неужели из-за Татьяны Яковлевой? – ужасался Прокофьев. Асафьев через Боровского передал, что категорически не советует ехать. Эта встреча с Боровским прояснила до конца то, о чём писал Мясковский. Прокофьев оценил храбрость Мясковского, осмелившегося написать об этом, в отличие от Асафьева, решившегося только на словах передать своё мнение. Мейерхольд рассказывал, что «пролетарские музыканты» не только сражались против «Стального скока» в Большом театре, но устроили травлю Прокофьева в стенах Московской консерватории.

Где-то там, в далёкой России уже назревали изменения в судьбе Прокофьева, но пока ещё шла праздничная, радостная, трудовая жизнь в Париже, с разъездами, концертами, новыми сочинениями. Летом снимали дачу. Там частыми гостями Прокофьевых были Мейерхольд с Зинаидой Райх, Серж Лифарь.

Купили маленький киноаппарат и решили провести первую съёмку. Сюжет придумала Зинаида Николаевна. Лина называет фильм «Похищение ребёнка»: у неё похищает ребёнка (в роли ребёнка Олег) разбойник Мейерхольд и прячет его в подземелье, – для этого в саду нашли живописный спуск в колодец. Начинается погоня. Но тут Пташка вдруг просыпается – ей всё приснилось. Мейерхольд привязывал к ветке верёвку и колебал её на первом плане, перед самым аппаратом, чтобы создать эффект ветра. Олег и в самом деле стал побаиваться злодея – Мейерхольда.

Но произошло непоправимое! Зинаида в нетерпении, не дождавшись мужчин, включила проектор, требовавший другого напряжения, и фильм погиб, сгорел. Как рассердился Прокофьев! Называл её «Зинка», не хотел прощаться с Мейерхольдами перед их отъездом, но потом хоть и холодно и формально, отдавая себе отчёт в несерьёзности повода, всё же простились.

Вскоре сняли и другой фильм, при участии Набоковых, пригласивших погостить Сергея и Лину. В этом фильме трудность состояла в том, что персонажей было три, а на сцене находились два, потому что третий должен был производить съёмку и крутить аппарат. Придумали такой выход: «Пташка задумчиво сидит у обрыва, прогуливается Набоков и начинает к ней приставать; Пташка вырывается, бежит мне жаловаться; я беру палку и направляюсь к Набокову, поднимаю руку, но… это оказывается мой добрый приятель, садимся рядом, начинаем хлопать друг друга по коленке и обниматься.»

Закончив, обнаружили, что из всех окон на актёров смотрели зрители.

В декабре в Брюсселе состоялись непростые встречи со Стравинским, его музыкой, разговоры о композиторах, парадоксальные, противоречивые. Но это было на другой день, а сначала был концерт.

Сергей Сергеевич и Лина репетировали в маленьком зале, так как в большом зале Ансерме репетировал «Симфонию Псалмов» Стравинского. Пока Пташка пела упражнения, Прокофьев пошёл слушать симфонию и оказался первым её слушателем, опередив даже самого автора. Стравинский приехал только вечером и неожиданно появился в антракте концерта Прокофьева и Лины. Стравинский был мил и, рассказывает Прокофьев, говорил Пташке комплименты: «Какая хорошенькая! Признайтесь – подмазались?» Но своим присутствием он совершенно смутил Лину. Сознание того, что Стравинский в зале, не прибавило ей храбрости…

На Рождество все дарили друг другу подарки. Пташка – братику, Святослав – Эльзе, Эльза – Астрову, – словом, все всем. Под Новый год устроили ёлку, на которую собрались дети и взрослые. Сергей Сергевич запускал летние фильмы, которые пользовались большим успехом, чем профессиональные, взятые напрокат. Промчался 1931 год.

Последние годы жизни в Париже были по-прежнему насыщены музыкальными событиями.

В Берлине впервые был исполнен Пятый концерт Прокофьева с оркестром Берлинской филармонии под управлением Фуртвенглера. Прозвучали сюита из «Игрока», Симфониетта, «Гадкий утёнок». Супруги посетили также Амстердам, Будапешт, Бухарест, Варшаву, Вену, Лондон, Прагу, Брюссель. Выступления сопровождались огромным успехом. В Америке Стоковский дирижировал симфониями Прокофьева.