Джаннетт Уоллс - Дикие лошади. У любой истории есть начало
«Роз-Мари, мы сейчас поймаем лошадь», — сказала я дочери.
«Но как? У нас даже нет с собой веревки!»
«Смотри и учись».
В багажнике пикапа нашлись пшеница для корма скота и ведро, в котором лежали ржавые гвозди. Я высыпала гвозди на землю, насыпала в ведро немного пшеницы из мешка, а оставшуюся пшеницу пересыпала в багажник. Потом перочинным ножом разрезала мешок на полоски, связала их и сделала короткую веревку. У меня получился недоуздок — часть конской упряжи.
Я передала ведро с пшеницей Роз-Мари и мы направились к лошадям. В табуне было всего шесть животных. Это были лошади со взлохмаченными гривами, покусанными крупами и побитыми и щербатыми копытами. Мы приблизились к ним, лошади подняли головы и начали нас рассматривать с единственной мыслью, когда им лучше от нас убежать. Я знала, что большую часть диких лошадей на территории ранчо пытались объездить, и если действовать правильно, то, возможно, хотя бы одна лошадь нас не испугается и не убежит.
Я сказала, чтобы Роз-Мари покрутила ведро, чтобы лошади по звуку поняли, что в ведре у нас находится пшеница. Одно из животных — кобыла с черными носками навострила на звук уши. Ясно было, что нам надо «работать» именно с ней. Я сказала Роз-Мари, чтобы, приближаясь к лошади, она смотрела в землю, иначе животное может подумать, что мы хищники. В свое время этот полезный совет давал мне папа. Мы не подходили прямо к лошадям, а начали их обходить. Роз-Мари постоянно крутила ведро, чтобы было слышно, как пшеница ударяется о его железные стенки. Мы медленно приближались к табуну. Когда мы подошли близко, все лошади, кроме кобылы с черными носками, убежали. Мы повернулись к животному спиной. Я знала, что мы не сможем поймать кобылу, если за ней побежим, поэтому нам надо было приблизиться к ней на расстояние вытянутой руки.
Кобыла сделала шаг в нашу сторону, а мы сделали шаг от нее. Через несколько минут кобыла подошла к нам, и Роз-Мари дала ей немного поесть из ведра. Я быстро накинула недоуздок на шею лошади. Кобыла посмотрела на меня с удивлением, отпрянула, но поняла, что мы ее уже поймали, поэтому она не стала никуда убегать, а спокойно продолжила есть зерно из ведра.
Я дождалась, пока кобыла съест все зерно. Роз-Мари подставила сцепленные руки, чтобы у меня был упор для ноги, и я запрыгнула на спину лошади. Потом я помогла Роз-Мари сесть позади меня.
«Мам, я просто не верю, что нам удалось поймать лошадь без лассо!» — сказала Роз-Мари.
«Лошадь, попробовавшая зерна, никогда не забудет его вкуса».
Роз-Мари была в восторге от того, что дикое животное само к ней подошло. После того, как мы вернулись на ранчо, я сказала, чтобы Роз-Мари отпустила лошадь на свободу. Роз-Мари открыла ворота загона, но лошадь не двинулась с места, а продолжала стоять, глядя на мою дочь.
«Я хочу ее оставить», — заявила Роз-Мари.
«Я думала, что ты сторонница того, чтобы животные жили на свободе».
«Я сторонница того, чтобы животные делали так, как им нравится, — ответила Роз-Мари. — И я вижу, что эта лошадь хочет остаться со мной».
«Послушай, нам здесь не хватает еще одной необъезженной лошади, — ответила ей я. — Шлепни ее по заднице, и пусть себе бежит. Пусть живет на свободе».
Детям нравилась жизнь на ранчо, но я понимала, что им нужно получить образование и общаться со сверстниками. Мы должны были отправить их в интернат. Пока дети будут учиться, я получу свой чертов диплом учителя, найду постоянную работу, стану членом профсоюза преподавателей, чтобы всякие идиоты наподобие дяди Элая и помощника шерифа Джонсона не могли меня уволить только потому, что им не нравится мой стиль преподавания.
Школьный катафалк выглядел довольно побито после того, как я перевернула машину с бруклинскими дамочками на борту. Кроме того, маленький Джим попортил обивку кресел, поджигая их прикуривателем из автомобиля, поэтому мы за копейки выкупили машину у округа. Я собрала вещи и развезла детей по интернатам. Маленький Джим, которому исполнилось восемь, пошел в школу для мальчиков в городе Флагстафф, а Роз-Мари, которой исполнилось девять лет, пошла в католическую школу для девочек в Прескотте. Сидя в машине, я наблюдала, как монахиня, держа мою дочь за руку, уводила ее в общежитие. На пороге здания Роз-Мари обернулась, и я увидела, что ее щеки были мокрыми от слез. «Будь сильной!» — крикнула я ей. Мне в свое время очень понравилось учиться в школе сестер Лоретто, поэтому я была уверена в том, что и Роз-Мари переживет свою тоску по дому, и все у нее будет в порядке. «Некоторые дети готовы на что угодно за такую возможность получить образование! — прокричала я дочери напоследок. — Считай, что тебе повезло!»
После этого я направилась в Финикс, нашла дешевый пансион и записалась на курсы. Я решила нагрузить себя учебой по максимуму. Я рассчитала, что если буду учиться по восемнадцать часов в день, то смогу получить диплом учителя за два года. Было приятно учиться в университете, и я чувствовала себя совершенно счастливой. Несмотря на то что некоторые сокурсники были очень удивлены количеством курсов и объемом работы, который я на себя взвалила, я чувствовала себя словно в отпуске. Я была свободна от забот, которые несет жизнь на ранчо, мне не надо было лечить больной скот, отвозить детей в школу, мыть в школе пол и общаться с недовольными родителями. Вместо всего этого я узнавала новое об окружающем меня мире и расширяла свои горизонты. У меня не было никаких обязательств, кроме обязательств перед собой, и я полностью контролировала свою жизнь.
Однако Роз-Мари и маленький Джим не разделяли мое страстное стремление к знаниям. Более того, дети просто не хотели грызть твердый камень науки. Маленький Джим постоянно убегал из интерната, перелезал через ограду, отвинчивал прикрученные болтами решетки на окнах и связывал простыни, чтобы спуститься вниз с верхних этажей. Он оказался настолько изобретательным, что управлявшие интернатом иезуиты дали ему прозвище «Маленький Гудини».
Впрочем, иезуитам было не впервой общаться и учить своевольных детей, которые выросли на ранчо, и они хорошо справлялись со стоящими перед ними задачами. С Роз-Мари была немного другая история. Ее учителя решили, что она нонконформист, социопат и вообще человек, мало приспособленный для жизни в обществе. Большинство девушек в интернате были хрупкими и нежными созданиями. В отличие от них Роз-Мари играла в «ножички», пи́сала во дворе, ловила скорпионов и держала их в стеклянной банке под своей кроватью. Она любила съезжать по перилам главной лестницы и однажды съехала прямо в матушку настоятельницу. Она вела себя так, словно жила на ранчо, и не понимала, что все то, что может быть приемлемым на природе, может показаться по меньшей мере эксцентричным в городе. Монахини решили, что Роз-Мари — просто совершенно невоспитанный ребенок.
