Лев Данилкин - Ленин: Пантократор солнечных пылинок

Особой статьей нелегальной деятельности были «носовые платки», они же «сапоги», они же «шкуры» – то есть паспорта: статья, сильно занимавшая в Мюнхене нелегала Ленина, который счастлив был в какой-то момент легализоваться хотя бы условно, «наполовину», по поддельному болгарскому паспорту. Революционерам, бывало, приходилось по полгода мариноваться где-нибудь в Женеве, чтобы получить пригодный для проживания в России паспорт, за ними очереди стояли; а ведь для разъездных агентов «Искры» паспорта требовалось менять чаще, чем платки настоящие. Они пользовались подлинными чужими паспортами, фальшивыми чужими (вписывали в чистый бланк чужие паспортные данные), паспортами умерших (вариант – эмигрировавших в Америку; тут главное не размахивать ими в городе, где квартировал покойник) и, наконец, паспортами фальшивыми насквозь, где липовыми были и бланк, и данные; это был самый рискованный вариант. В исключительных случаях в распоряжении революционеров могли оказываться даже и экзотические паспорта – поступавшие через посредничество Плеханова и князя Хилкова, помещика, раздавшего свою землю крестьянам, затем принявшегося пропагандировать среди них толстовство, а потом эмигранта-эсера, который по агентурным данным снабжал «отъезжающих в Россию преимущественно великобританскими паспортами, мотивируя это тем, что русские власти всего деликатнее относятся к англичанам, из опасения столкновений с великобританскими консулами». Британский паспорт был у Ленина в 1905 году.

Была еще и комбинация с настоящим бланком – но таким, с которого специально обученные революционеры-«прачки» смывали ненужный текст и затем заполняли новым. «Железным паспортом» считался полученный посредством подкупа посредников от только что скончавшегося покойника – чья смерть еще не была зарегистрирована. Родственникам отсутствие паспорта объясняли потерей – по-видимому, не всегда убедительно, потому что со временем большевикам пришлось организовать в Женеве целое «паспортное бюро», обладавшее значительным запасом реактивов, печатей, штемпелей и бланков.

Первые года полтора были для «Искры» крайне скудными, и дефицит бюджета не закрывался никогда. Ленин и Крупская всячески подстегивали корреспондентов – особенно оседлых, присматривавших за искровскими «хабами», – чтобы те искали спонсоров и использовали малейшую возможность заработать на газету. Студентам предлагалось устраивать благотворительные аукционы, лотереи, концерты в помощь неимущим сокурсникам – при этом союзные им работники типографий печатали больше билетов, чем было указано; мало того, на такого рода мероприятиях устраивались «буфеты», где под видом чая наливали коньяк, а вместо кипятка – водку; как и во всех подпольных барах, алкоголь оценивался здесь недешево. В январе 1903-го Красин, живший тогда в Баку и занимавшийся делами легендарной подпольной типографии «Нина» (которая обладала мощностями, достаточными, чтобы завалить «Искрой» всю Россию), умудрился устроить концерт В. Комиссаржевской в доме начальника полиции, который едва ли предполагал, что на его деньги будет финансироваться газета Ленина. Постоянная нужда в деньгах приводила к появлению разного рода светлых идей, связанных с возможностью легкого обогащения. В какой-то момент Ленин и Крупская всерьез ломали голову над предложением коллег самим открыть бизнес по торговле рыбой – чтобы одновременно в бочках возить и газету. Посмотрев друг другу в глаза, они вынуждены были признать бизнес-план остроумным; он не осуществился только потому, что у «Феклы» не оказалось полмиллиона на закупку собственно селедки.

Попытки превратить распространительскую деятельность в партстроительство часто оказывались еще более удручающими: многие социал-демократические организации, на которые нацеливалась «Искра», существовали только на бумаге, декларативно; комитеты оказывались не в состоянии конкурировать с зубатовскими, легальными, контролируемыми полицией организациями, вроде Московского союза механических рабочих. Осознание тотальной «прошпикованности» и невысокого КПД своей деятельности заставляло агентов то и дело впадать в депрессию – они чувствовали себя ненужными, брошенными, выполняющими заведомо провальную миссию. И Ленину с Крупской стоило немалого труда постоянно стимулировать этих сизифов письмами в мажорной тональности.

Возможно, силы для этого они продолжали черпать в насыщенной электричеством атмосфере Швабинга.

Что касается дома на Зигфридштрассе, 14, куда Ульяновы переехали в конце весны 1901-го, где прожили почти год, где Ленин написал «Что делать?» и где состоялась серия совещаний с редакцией «Искры», в том числе со специально явившимся в Мюнхен Плехановым, то он в своей нынешней версии производит впечатление весьма скромного: никаких намеков на сецессионский модерн: дом как дом, ни рыба ни мясо. Впрочем, внизу там сейчас как раз именно что мясо, мясная лавка, Metzgerei и – как и в 1900-м, входящий в сеть пивных Пшорра – кабачок «Weinbauer's Metzgerei», с рибай-стейками по 37 евро. До того, кстати, там обреталось заведение «Das zimmer esszimmer», где на втором этаже в зале, у стены, между двух огромных крупноформатных картин, изображающих женщин в пестрых костюмах, стоял скромный бюстик Ленина: уж не из-за него ли и разорился ресторан?

Эта диспозиция – между двух женщин – хорошо отражает положение, установившееся за сто лет до того в соседней квартире, где Ленин в окружении жены и тещи лихорадочно сочинял «Что делать?» – свою самую «неудобную», целиком состоящую из мелких косточек, которыми так легко подавиться, – книжку.

Тем не менее целое поколение молодежи было рекрутировано в революцию благодаря ей. Революционеры на протяжении десятилетия разговаривали цитатами оттуда и пользовались ими в качестве паролей, по которым узнавали «своих». С этой «библией революционера» в руках марксисты-экспроприаторы в 1906–1907 годах будут грабить инкассаторские кареты и почтовые поезда; «библией» – потому что, подразумевается, Ленин обнародовал в ней «план построения боевой общерусской организации». Ее – как материальное воплощение эмбриона идей КПСС, авангарда рабочего класса, – прихватил с собой в космический полет Ю. А. Гагарин: изящное подведение черты под ленинским «заданием», которое, судя по названию, содержалось в книге. Недавно этим текстом по неизвестным причинам заинтересовался Джордж Буш-младший – который сообщил, что Ленин в нем «представил свой план организации коммунистической революции в России».

В том-то и дело, что нет! Репутация этой книги не вполне соответствует ее содержанию; «Что делать?» – не то, за что себя выдает.

Как почти все «монументальные» ленинские книги, «Что делать?» была прежде всего полемической бомбой – брошенной на этот раз в редакцию конкурирующего в тот момент с «Искрой» издания – «Рабочего дела», которое претендовало на то, чтобы быть голосом местных комитетов, соблюдать демократические процедуры, и имело не меньшие права и возможности собрать съезд партии, принять программу и организовать ЦК. Что делать? А вот что: не допустить ничего подобного. Собственно, уже эпиграф, из письма Лассаля Марксу, настраивает на то, что ответом на вопрос «Что делать?» будет: «Раскалываться»: «Партия укрепляется тем, что очищает себя»; это неслыханно – «очищает», при том, что партия, по сути, еще и не создана, без программы.

Если выкинуть из текста полемику, то окажется, что Ленин представил исторический очерк марксистского движения, проспект будущего (дайте нам заговорщическую организацию революционеров, вооруженную чемоданами, набитыми «Искрой», – и мы перевернем Россию). Идея, таким образом, состоит в том, что наваливаться на самодержавие надо не на раз-два-взяли, всем-миром, эх-ухнем, а – сначала сформировать профессиональное ядро, которое уже затем составит для массы алгоритм эффективных действий. В качестве копирайтера обновленной партии, Ленин «запустил» несколько сложных метафорических рядов, с которым отныне должна была ассоциироваться его организация в сознании потенциальных клиентов. Самый известный и очевидный: искра (классовой борьбы) – кузнечный мех (раздувающий народное возмущение) – пожар. Другие оказались чуть менее удачны. Один раз, объясняя соотношение легального и нелегального, кустарнического и профессионального, Ленин проваливается в ботаническо-сельскохозяйственную образность – да так глубоко, что едва выпутывается из этого репейника. Нам, пишет публицист, который впоследствии будет так часто менять свою программу по аграрному вопросу, что в какой-то момент кто-то неизбежно должен был усомниться в его компетентности в этой сфере, следует:

– не растить пшеницу в комнатных горшках (комнатным растениеводством занимаются Афанасии Иванычи с Пульхериями Ивановнами);

– бороться с плевелами, вырывать их;