Елена Обоймина - Рудольф Нуреев. Я умру полубогом!

«Это было как раз в конце войны, — рассказывал Рудольф английскому журналисту, обобщая под словом «русский» представителей всех национальностей Советского Союза. — Врожденная в каждом русском любовь к музыке и балету стала за эти годы еще сильнее. Каждый надеялся хотя бы на время уйти от кошмара повседневной жизни. Безграничные духовные ресурсы русских, глубина их внутренней жизни, способность, с которой они могут вырваться из убогости повседневной борьбы, являются, по моему мнению, главным объяснением того громадного успеха, который вызывает в Советском Союзе почти любое проявление искусства».

Рудольф навсегда запомнил каждую деталь этого спектакля. Сам театр с мягким светом хрустальных люстр, небольшими фонарями, горевшими повсюду, бархатом занавеса и сидений, позолотой отделки казался мальчику совсем другим миром, местом, которое можно увидеть только в прекрасной фантастической сказке.

А главное, Рудик был потрясен всем происходящим на сцене: он впервые увидел настоящий балет, который буквально околдовал мальчика. В этом новогоднем спектакле — национальном балете под названием «Журавлиная песня», по сюжету несколько напоминающем «Лебединое озеро», — выступала прекрасная исполнительница, очень лиричная Зайтуна Насретдинова. Выпускница Ленинградского хореографического, ученица самой Агриппины Вагановой, она уже пять лет блистала на сцене родного Башкирского театра. Позже Нуреев признается: именно тогда он понял, что будет танцовщиком!

«С того момента, как я попал в это волшебное место, мне показалось, что я действительно покинул реальный мир и родился вновь где-то далеко от всего, что я знал, во сне, который разыгрывается для меня одного… — сказано в «Автобиографии» Р. Нуреева, выпущенной английским издательством. — …Мною овладела абсолютная убежденность, что я рожден танцевать…»[4]

Осенью 1945 года семилетний Рудик пошел в школу. (Теперь в уфимской школе № 2 по улице Свердлова, 38 находится Уфимское хореографическое училище имени Рудольфа Нуреева.)

По признанию Рудольфа, школу он полюбил с первого же дня. Юный Нуреев оказался лучшим учеником благодаря своей необычайной способности схватывать все на лету, с первого раза. Все, что рассказывала учительница, он запоминал тут же в классе и никогда не учил уроки дома. Придет время, и эта способность, подобно губке, все впитывать в себя, «уйдет» в танец.

Он по-прежнему был очень одинок. Все свободное время мальчик проводил, слушая музыку, бесконечно льющуюся из домашнего приемника, и слушал до тех пор, пока, по его словам, не пьянел от нее. Или забирался на свой наблюдательный пункт недалеко от дома: небольшой холм, с вершины которого Рудик мог часами наблюдать жителей Уфы, идущих по своим делам.

Но была и другая причина выбора этого наблюдательного пункта. Он возвышался над Уфимским железнодорожным вокзалом. Наблюдая за ним, юный Нуреев просиживал там часами. В течение нескольких лет он приходил туда каждый день, просто глядя на то, как отъезжают поезда, медленно набирая скорость. «Мне нравилось ощущение, будто это меня увозят колеса куда-то прочь, — признавался Рудольф. — Железная дорога привлекала меня больше, чем школа и даже дом. Уже много времени спустя в Ленинграде, приступая к созданию нового образа, я часто ходил на вокзал просто посмотреть на поезда, пока я не чувствовал, что движение становится частью меня, а я — частью движения. Это как-то помогало мне в танце, хотя я и не могу точно объяснить, чем».

Однажды в школе на уроке танца Рудику показали, как двигаться под музыку простой башкирской песни. Он не сразу ощутил то удовольствие, которое вскоре стал доставлять ему сам процесс танца. Но звонкие башкирские песни волновали и приносили радость. Как-то, придя домой из школы, мальчик протанцевал дома весь вечер, до тех пор, пока не пришло время идти спать.

Судя по всему, Фарида очень любила своего мальчика. Мать одной из первых заметила его страсть к движению, и Рудик с семи лет с удовольствием занимался в различных кружках народного танца.

Рано повзрослевший мальчишка с большими смышлеными глазами и льняными волосами — таким вспоминали Рудика Нуреева те, кто знал его еще ребенком. Подвижный маленький разбойник, своевольный, импульсивный — подобная характеристика явно не исчерпывает всех особенностей его детского характера. Достаточно сказать, что главное, что теперь привлекало мальчика к школьным занятиям, это… башкирские народные танцы. Преподаватели не могли не заметить усердие маленького Рудика на уроках танца, и его включили в небольшой детский ансамбль, выступавший по госпиталям перед ранеными воинами, прибывшими с фронта. Стоит ли говорить, что это оказалось едва ли не самым счастливым событием его детства!

«Я думаю, что уже тогда, это было в конце войны, я раз и навсегда был отравлен похвалой. Все наши друзья постоянно твердили, что я одаренный, что я «действительно рожден для танца, и что я просто должен учиться в Ленинграде». Очевидно, что нигде, кроме Ленинграда, нельзя научиться танцевать. Я поверил в это, и с того времени это убеждение никогда меня не покидало. С самого моего детства все мои мысли были о Ленинграде. С того же времени также появилось мое непоколебимое убеждение, что самой судьбой предопределено мне стать профессиональным танцовщиком».[5]

Хамет Нуреев вернулся с фронта заместителем командира батальона по политической части в звании майора. На груди его среди прочих висели медали «За оборону Москвы» и «За победу над Германией…», ордена Красной Звезды и Отечественной войны.

Когда Хамет, прошедший войну настоящим героем, со множеством наград приехал в Уфу, Рудику было уже восемь лет. Отец с ужасом увидел в этом ребенке законченного маменькиного сынка. Фарида изо всех сил поощряла его неуемную энергию и любовь к музыке. А стремление к постоянному движению — разве было оно нормальным? Одним из любимых развлечений мальчика оказались прыжки, непременно под музыку, со стула на стул. И ведь ему и в голову не приходило, что дело может закончиться плохо и для него самого, и для мебели!

Хамет решил жестоко искоренить странную страсть сына к музыке и танцам.

— Балет — не профессия для мужчины, — твердил Нуреев-старший. — Все артисты пьяницы. Они ведут никчемное существование до сорока лет, после чего их выбрасывают из театра, и они становятся просто отребьем! Если мой сын станет танцором, он очень скоро кончит дворником!

Он хотел, чтобы сын пошел в ремесленное училище и приобрел надежную рабочую профессию, которая смогла бы его прокормить. И Хамет, и одноклассники Рудика насмешливо называли его «Балериной». За посещение танцевального кружка в Доме пионеров отец даже бил Рудика, но выбить из него «дурь» так и не смог. Хамет начал было прививать сыну вкус к мужским развлечениям — охоте и рыбалке, но Рудик возненавидел эти занятия.