Уинсли Кларксон - Стинг. Тайны жизни Гордона Самнера

С самым первым примером осознания неравенства он столкнулся в первый же день посещения им новой «шикарной» школы. Стинг не смог прийти в школу в кепке, которую предписывали правила, и был замечен одним из священников, управляющих школой:

— Где твоя кепка, мальчик?

— Я потерял ее, сэр.

— Купи новую, мальчик.

— Моя мама говорит, что она не может себе этого позволить.

Этот ответ буквально ошеломил священника, и Стинг больше никогда не надевал кепку. Однако он носил всю остальную форму, которая состояла из алого жакета, серых брюк и галстука.

Посещение школы Сейнт Катберт, как, впрочем, и изучение латыни, химии и французского языка, отдалило Стинга от детей с узких улочек Уоллсенда. Даже те немногие друзья, которых он имел в своём квартале, вскоре исчезли и к нему стали относиться как к прокаженному. Когда он шел домой и видел, что ребята играют в футбол в переулке, то обычно они игнорировали его приветствия. Своеобразным «модным» паролем у соседских детей того времени были обтягивающие брюки, шипы на подошвах и гладко зачесанные назад волосы, в то время как Стинг продолжал неуклюже расхаживать в своей плотной, яркой фланелевой форме.

Однако то одиночество, которое ощущал Стинг, давало ему возможность быть свободным духовно, и он часто погружался в свои собственные мечтания и фантазии. Когда его семья переехала в аккуратный новый дом в совершенно новом поместье Марден Фарм, на побережье, неподалеку от устья Тайн, казалось, что его жизнь одиночки завершилась. К этому моменту отец Стинга владел молочной и дела его шли хорошо, хотя он вел бизнес на сравнительно невысоком уровне. Мистер Самнер даже взял заем, чтобы купить этот небольшой, но совершенно новый дом для семьи, кроме того, он даже умудрился впервые купить себе машину.

Но у Стинга остались совершенно другие, более интересные воспоминания, чем машина отца или новый дом. Он никогда не забывал о своей привлекательной матери, которая все еще была относительно молодой женщиной, и когда Стинг вышел из подросткового возраста, ей всё ещё свистели вслед, если они шли за покупками в центр города.

Это очень смущало Стинга, но в то же время он ощущал ужасную гордость от того, что его мать была такая красивая и вызывала такое восхищение.

Некоторые моменты тесных дружеских отношений Стинга с матерью повлияли на его будущий выбор подруг и жен. Одри не только была очень привлекательной женщиной, она сильно влияла на своего старшего сына и настаивала на том, чтобы Стинг говорил комплименты каждой девушке, которой назначал свидание. Она зашла настолько далеко, что даже подталкивала Стинга знакомиться с симпатичными девушками, когда они вместе прогуливались. Часто она сама завязывала с девушками разговор, а затем представляла их своему любимому сыну. Также часто Одри надоедала Стингу назначенными свиданиями с дочерьми некоторых людей, которые жили тут же, по соседству, и всегда проявляла крайний интерес после возвращения Стинга домой к тому, как эти свидания прошли. Некоторые из друзей Стинга того времени находили поведение Одри несколько раздражающим, но иные в полной мере оценили дружбу матери и сына. Конечно же, Одри гордилась внешностью своего сына и считала, что Гордон красивый парень и что он — прекрасная «добыча» для любой местной девушки.

Спустя годы, когда Стингу было около двадцати лет или чуть за двадцать, Одри беззастенчиво просила сына рассказывать обо всех подробностях, которые имели место во время тех или иных свиданий. И Стинг никогда не уклонялся и рассказывал обо всем.

И опять в их новом доме Стинг, который был уже достаточно взрослым, и Фил делили одну комнату. Стинг развешивал на стенах плакаты с такими звездами как Боб Дилан, «The Beatles». Фил предпочитал портреты своих любимых местных героев футбола. Это прекрасно иллюстрировало разницу между двумя мальчиками.

Однако братья Самнеры вместе посещали «Кабз»[5] и оба ненавидели это. Перелом наступил однажды вечером, когда они учились завязывать узлы, во время одного особенно нудного собрания. Фил объясняет: «Каждый раз, когда я завязывал узел, один из товарищей Гордона отвлекал меня, а другой в это время развязывал этот узел. Через полчаса меня начинало от этого тошнить. Закончилось все это массовой дракой, в которой Гордон был на моей стороне, и страшным позором изгнания из «Кабз»».

Стинг никогда по-настоящему не любил этот новенький дом в поместье Марден Фарм. Он насмешливо отзывался о нем как о «маленьком ящике» и продолжал говорить каждому, кто слушал его, что он предпочитал старый дом в Уоллсенде, хотя и скупо замечал, что ему нравится жить неподалеку от моря.

Однако переезд в этот дом был знаменателен тем, что Стинг начал в полной мере осознавать социальное деление на классы и то, что принадлежность к высшим слоям означает лучшую жизнь. Он заметил, что дети ведут себя по-другому на этих чистых, засаженных ухоженными деревьями улицах. Так было около их нового дома. Он понял, что продвижение вверх по классовой лестнице может обеспечить новые возможности. Он также увидел, что его родители ведут себя совершенно по-другому после переезда в новый дом. Его мать, которую он явно идеализировал, даже разговаривать стала с «шикарным» акцентом, когда общалась с кем-то из соседей. Едва ли это была «улица миллионеров»[6], но переезд семьи был равен переезду, совершенному из дома, расположенного на террасах «улицы Коронации»[7], в безукоризненно современную, рафинированную атмосферу Бруксайда.

Стинг также начал работать над этим акцентом. Он верил, что он еще дальше продвинется в классической школе, если избавится от чрезмерно растягиваемых гласных звуков, присущих жителям Ньюкасла. Он систематически начал тренироваться, чтобы начать говорить «шикарно». Каждый день по дороге в школу он учил сам себя говорить по-другому, постоянно повторяя некоторые слова. В конечном итоге он выработал новое произношение, но слабый намек на северо-восточное происхождение всё же не исчез.

После переезда Стинг был решительно настроен на то, чтобы забыть о своих корнях, о рождении в Ньюкасле. У него не было легендарной северо-восточной гордости. Победа или поражение местной футбольной команды «Ньюкасл Юнайтед» мало что значили для его личного счастья. Про себя он считал Ньюкасл дырой, трущобами, остававшимися со времен промышленной революции. Это было место, из которого следовало бежать, а не восхищаться им.

Амбиции Стинга росли. Начался поиск выхода из этого заурядного существования, но ему предстояло пройти еще долгий и трудный путь.