Елена Ржевская - Ближние подступы

— Лютейше Никона-еретика адов пес, — сказал старик старовер о Гитлере.

Старик дремуче бородат. Ни ножницы, ни бритва не прикоснулись к нему, как и к предку его. Уж как ни гонялся Петр I за бородой того, как ни преследовал, ни ссылал — не дался. Без бороды искажается образ божий. И носил предок по указу при Петре на верхней одежде медный знак с надписью: "Борода — лишняя тягота, с бороды пошлина взята".

Строго секретный немецкий документ от 20 апреля 1942 года — "Программа главного уполномоченного по использованию рабочей силы" (прислан штабом нашего фронта для ознакомления):

"Для того чтобы ощутимо разгрузить от работы крайне занятую немецкую крестьянку, фюрер поручил мне доставить в Германию из восточных областей 400–500 тысяч отборных, здоровых и крепких девушек.

Заукель".

— Тютями не обзаводитесь — это провал. Подберите двух-трех отчаянных, и все, — наставлял капитан молоденького разведчика Федю: ночью его забросят в тыл немцев.

"В 14.00 (командирским наблюдением) отмечено движение до 20 танков с запада на Ржев через Муравьево. Авиаразведкой установлена понтонная переправа через р. Волга южнее Доброе. В роще северо-вост. Ржев отмечено скопление пехоты противника". <19>

Рассказывают, здешние старые люди косить приступали, когда кукушка откукует, после петрова дня. Трава вызреет, обсеменит землю.

Как первую кукушку услышишь, брякни деньгами, чтоб водились. Натощак в лес сунешься, окукует столько раз, сколько жить осталось. Закуковала — пора приниматься лен сеять. Замолкла — рожь заколосилась, а кукушка колоском подавилась.

Но теперь все природные связи нарушились. Какое уж там кукованье, когда всех птиц распугали грохотом, пальбой. Если такая бедолага еще тут чужие гнезда выискивает, кто ж различит в гвалте войны ее кукованье. Ни говора леса, ни плеска реки, ни ветра в поле — слух сверлит только враг в небе да снаряд, сюда наяривающий.

Я думала: война. А это — дорога, небо, дети, крестьяне, городской люд, голод, смерть.

"С 11 на 12 октября 1941 года городской партийный актив оставил город и ушел в партизанские отряды..

Для примера следует привести, что по партизанскому отряду № 1 (37 человек) приходится на каждого партизана 4 убитых немца и плюс 18 в остатке…" (из пересланного через линию фронта отчета).

"Фюрер распорядился, чтобы самыми крутыми мерами в кратчайший срок было подавлено коммунистическое повстанческое (партизанское) движение. Именно такими мерами, которые, как свидетельствует история, с успехом применялись великими народами при завоеваниях, может быть восстановлено спокойствие.

При этом в своих действиях следует руководствоваться следующими положениями:

а) каждый случай сопротивления немецким оккупационным властям независимо от обстоятельств следует расценивать как проявление коммунистических происков;

б) чтобы в зародыше подавить эти происки, следует по первому поводу немедленно принять самые суровые меры для утверждения авторитета оккупационных властей <20> и предотвращения дальнейшего расширения движения. При этом следует учитывать, что на указанных территориях человеческая жизнь ничего не стоит и устрашающее воздействие может быть достигнуто только необычайной жестокостью, В качестве искупления за жизнь одного немецкого солдата в этих случаях, как правило, должна считаться смертная казнь для 50–100 коммунистов. Способ приведения приговора в исполнение должен еще больше усилить устрашающее воздействие.

Обратный образ действий — сначала ограничиваться сравнительно мягкими приговорами и угрозой более строгих мер — не соответствует этим положениям и его следует избегать…

Эти основные положения должны быть немедленно доведены до сведения всех военных инстанций, которые заняты подавлением коммунистического движения".

Чаще всего говорят так:

— На покров день, четырнадцатого октября, по-старому первого, немец вошел в Ржев.

Покров день, первое зазимье, еще не зима, а первая пороша. Время свадеб (придет покров, девке голову покроет). Праздник пресвятой богородицы, теперь навсегда — день, когда "немец вошел".

Ясный, словоохотливый, вымуштрованный немецкий солдатик.

— Сейчас расстреляете?

Я перевела.

— Иди ты к черту, в конце концов, — сказал ему капитан.

— Не надо меня убивать, очень прошу.

В солдатской книжке у него вложена "Памятка немецкого солдата": "Фюрер сказал: "Армия сделала из нас людей, армия завоюет мир", "Мир принадлежит сильным, слабые должны быть уничтожены"…"

Долговязый, лицо неправдоподобно белое, и взгляд отсутствующий, — может, потому, что все время слушает небо. Зенитчик. <21>

Когда эти незнакомые ребята позвали меня поесть и в крышку котелка плеснули крупяного супа, он машинально вытянул из-за голенища ложку, проволок ее по заношенному хлопчатобумажному галифе, обтирая из вежливости, и протянул.

Наступит ли время, когда мы снова будем брезговать, мыть ложки, вместо того чтобы при случае всегда пользоваться чьей-либо облизанной и сунутой в сапог?

Может, мы даже не понимаем, какое в нашей искренней небрезгливости друг другом братство.

Трофейный документ, датированный октябрем 1941 года:

"К немецким солдатам.

Воззвание.

Солдаты! Перед вами Москва! За два года войны все столицы континента склонились перед вами, вы прошагали по улицам лучших городов. Осталась Москва. Заставьте ее склониться, покажите ей силу вашего оружия, пройдите по ее площадям. Москва — это конец войны!

Верховное командование вермахта".

— Дуваните немца! Ой дуваните!

Теленок дремлет на полу за загородкой. Белое пятно на коричневой голове. Ребрышки в золотистой шерстке шевелятся, дышат…

Вдруг откуда-то из глубины моей жизни — видение.

Мне два с небольшим года. Мы еще живем в Белоруссии. Такой же вот теленок, принесенный в дом, ворочается на подстеленном тряпье в кухне. Поднимается — тоненькие, нестойкие ноги подкашиваются. Опять старается подняться. Морда запрокинута, тело клонится набок — дрожат слабые ноги. Стоит! Меня охватывает ликование, но страх берет верх, и я пускаюсь наутек. Вбегаю в комнату, прячусь за буфет. Здесь, в простенке между буфетом и окном, висит деревянный овал с нарисованным маминым лицом в обрамлении распущенных волос. Взбираюсь на стул и не <22> в первый уже раз разглядываю портрет. Смутное, волнующее ощущение красоты охватывает меня.