В Милютин - Адмирал Арсений Головко
***
В очень трудные первые дни и недели войны на командование флота навалились проблемы, казавшиеся просто неразрешимыми. Налеты фашистской авиации вывели из строя Кировскую железную дорогу, прервав единственную магистраль, связывавшую Мурманск со страной. Флот остался без топлива. Пометка в дневнике командующего: "Нефти в обрез - только то, что есть на кораблях, - одна зарядка".
А в Кольском заливе скопилось полторы сотни судов торгового флота, транспорты, рыболовные траулеры, мотоботы. Им грозило уничтожение превосходство в воздухе оставалось за фашистской авиацией. Советские летчики проявляли чудеса героизма. И все же суда в Кольском заливе под постоянной угрозой. Надо их выводить в Белое море. Но как это сделать? Ни авиации, ни боевых кораблей для их прикрытия на переходе флот выделить не мог.
Адмирал Головко нашел выход. Попытаемся по отрывочным дневниковым записям проследить ход его рассуждений. Гитлеровцы привержены шаблону. Налеты их авиации повторяются, как правило, в одни и те же часы. В силу своей педантичности они не признают иных способов действий. "Прибегнуть же к тому, что не укладывается в их мышлении, значит почти наверняка преуспеть, замечает адмирал. - Короче говоря, не попытаться ли обойтись без конвоирования на переходе? Ведь фашистам и в голову не придет, что мы осмелимся пренебречь догмами и канонами в таком деле. Рискованно, конечно, отправить без прикрытия, без специального охранения все это множество судов; но другого выхода нет. Если оставить их здесь, они могут быть потеряны; если же вывести отсюда и рискнуть на самостоятельный переход, какое-то количество судов будет определенно спасено".
И командующий решается пустить суда поодиночке, с разными интервалами, а тем временем отвлечь внимание противника налетами нашей авиации на его аэродромы, на Киркенес, Петсамо. Перед истребителями ставится задача перехватывать фашистских воздушных разведчиков, не дать им обнаружить суда на переходе.
Один за другим покидают Мурманский порт всевозможные суда - от океанских транспортов до зверобойных мотоботов. Они идут в одиночку, совершенно беззащитные. С тяжелым сердцем смотрит на них адмирал, когда они показываются на траверзе Полярного. О судьбе их не будет известно, пока не доберутся до Архангельска: чтобы противник не запеленговал суда, пользоваться радиосвязью им разрешено только в чрезвычайных случаях.
К концу вторых суток береговой пост Кильдина сообщил: последнее из судов обогнуло остров и легло курсом на восток.
Руководя боевыми действиями на суше, море и в воздухе, командующий ни на минуту не забывает о судах, которым предстоит пройти 450 миль - более 800 километров (морская миля - 1,8 километра). Можно себе представить его волнение, когда радио донесло сигнал бедствия с рефрижератора No3 Народного комиссариаты рыбной промышленности, с судна водоизмещением в 2 тысячи тонн: его атаковала вражеская авиация. На вызовы рефрижератор не ответил. Значит, погиб... Какую уже ночь не спит адмирал, вздрагивая при каждом звонке с радиоузла. Он понимает, насколько рискованно осуществляемое по его приказу предприятие, хотя и делается оно ввиду угрозы потерять все.
Днем поступило донесение из Архангельска. Командующий не верит ушам. Снова и снова переспрашивает.
"Ответ поразил не только меня, - записано в дневнике. - Все до единого суда прибыли в пункты назначения благополучно; не пострадало в пути ни одно. Сейчас они рассредоточены в Северной Двине. Что ж-; касается рефрижератора No3, то он третьи сутки преспокойно стоит у причала в Архангельске. Никаких повреждений не имеет. Целехонек и готов к плаванию. Оказывается, случайно пролетевший мимо судна "юнкере", вероятно разведчик, выпустил несколько очередей по рефрижератору. Две-три пули попали в стенку радиорубки, и радист самовольно, без ведома капитана, дал в эфир сигнал бедствия, после чего закрыл вахту и, естественно, не слышал наших запросов.
До того приятно, что нет потерь, - даже сердиться на перетрусившего радиста не хочется... Итак, все суда - 150 единиц, которые еще очень пригодятся государству, - целы. Расчет оказался верным. Риск был необходим, целесообразен и поэтому оправдан. Теперь можно сказать: еще одно столкновение умов в войне на морс здесь, в Заполярье, выиграно нами".
Радость этой первой удачи на море огорчила трагедия у Гавриловских островов. Пять вражеских эсминцев внезапно напали здесь на советский отряд кораблей - два рыболовных траулера, которых сопровождал сторожевой корабль "Пассат", тоже вчерашний траулер, промышлявший треску, а теперь вооруженный двумя 45-мм пушками и двумя пулеметами. Завидя противника, командир "Пассата" старший лейтенант В. Л. Окуневич, приказав обоим траулерам идти к берегу, чтобы укрыться в бухте Гавриловской, сообщил по радио о нападении и ринулся навстречу врагу. Две сорокапятки против мощных орудий эсминцев - что они могли сделать? И все же моряки сторожевика, верные долгу, вступили в неравный бой, чтобы отвлечь на себя внимание фашистов и тем самым спасти траулеры. "Пассат" сражался до конца. Даже когда разбитый вражескими снарядами корабль носом уже погрузился в воду, кормовое орудие его продолжало бить по врагу. Фашистские эсминцы потопили и один из траулеров. Второй успел войти в бухту.
В течение часа погибли два судна и семьдесят три человека.
Никто из моряков не дрогнул в бою. Когда враг начал обстреливать шлюпки с погибших кораблей, они гордо встретили смерть: под пулями и осколками запели "Интернационал". Командующий высоко оценил героизм моряков. Но его мучит вопрос: почему случилось так, что вражеские корабли безнаказанно смогли расправиться с нашим конвоем? Медлительность штаба флота - вот тому причина, пришел он к заключению. Эскадренные миноносцы вышли к месту боя только через полтора часа после радиограммы Окуневича, то есть когда бой уже закончился. Поздно была выслана и авиация.
"В конечном счете все это - моя ошибка, - с горечью отмечает адмирал. Занятый сухопутными делами.., я перестал уделять достаточное внимание морской разведке...
Вывод на дальнейшее: внимание разведке, в первую очередь воздушной. Надо знать все, что происходит на театре, предвидеть намерения противника, учитывать его тактику и опережать его действия".
Подлинно мужественный человек, Головко никогда не перекладывал ответственность за промахи на плечи других. Он умел видеть свои ошибки и решительно исправлять их.
Когда спустя две недели четыре вражеских эсминца вновь вышли на морской разбой, разведка уже не запоздала сообщить об этом. Несмотря на туман, удалось проследить их путь. В море в это время находилось гидрографическое судно "Меридиан" - оно направлялось от маяка к маяку вдоль побережья с заданием принять на борт семьи маячных служителей, чтобы потом доставить их в Архангельск. Капитан судна по радио был предупрежден об эсминцах противника и получил приказ укрыться в бухте Восточная Лица, но не сразу выполнил его. Это погубило корабль. Эсминцы настигли судно у входа в бухту. Расстреливаемый в упор "Меридиан" затонул. Фашисты со звериной жестокостью добивали плававших в ледяной воде людей, в том числе женщин и детей. Но на этот раз нападение не оказалось безнаказанным. Заблаговременно поднятые с аэродромов советские самолеты в тумане разыскали вражеские миноносцы и атаковали их. Один из них был подбит, а затем потоплен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});