Юсуф Акобиров - Айни

— Судьи — это свиньи! Они, как свиньи, питаются падалью и мертвечиной… Если ты хочешь вырасти человеком, довольствуйся куском сухого хлеба… Если же ты захочешь стать свиньей, то помни: я тебе не отец!

Деревенский мулла в Соктари был фанатиком: он запрещал буквально все, даже в базарный день он ходил и разбивал наргиле у кальянщиков, лишая их тем самым заработка. Вернувшись к себе в кишлак, мулла хвалился дехканам и рассказывал о своих похождениях. Отец Садриддина стал доказывать, что мулла не имел права ломать инструменты рабочих людей и что он должен возместить убыток. Мулла и отец готовы были сцепиться друг с другом. Дехкане ожидали драки, но отец молча ушел и, сев на ишака, отправился в Бухару. Оттуда дня через три привез грамоту от муфтия с печатью величиной с огромную чашу и красивой подписью. Муфтий писал, что никто не имеет права ломать чужое имущество, что мулла не прав и должен возместить убыток. Отец с радостью говорит о своей победе над муллой:

— Они не признают мудрой поговорки: «Не смотри, кто говорит, а слушай, что говорит». Вот я и запечатал им рот печатью муфтия. Посмотрели бы вы на нашего муллу сейчас, когда я при всем народе ткнул ему в нос эту вот бумагу!

Хотя отец был вспыльчив и строг, но отходчив, и всего два раза наказал он сына: первый раз за то, что не послушался отца и вывихнул плечо, во второй раз, когда мальчик, забыл про поручение и, вместо того чтобы признаться, наплел с три короба. Отец оттрепал за уши и сказал:

— Будь всегда внимательным. Запоминай все, что видишь и слышишь. Если кто-нибудь тебе скажет или поручит что-нибудь, разберись во всем и все запомни.

Тогда мальчик признался отцу, что не постился во время рамазана, а ел по ночам, когда взрослые спали. Отец ответил, что он это знал, но промолчал, однако сейчас, когда Садриддин уже постарше, он советует сыну быть всегда честным, открытым, смелым, никому не угождать и всегда говорить правду…

Первая поездка в Бухару

Отец решил взять сына в Бухару, чтоб показать ему город. В один из зимних дней он оседлал осла и, усадив меня сзади, отправился в путь. За селом Яланги, у развесистого дерева, осел остановился. Стоило большого труда заставить его идти дальше. Оказывается, в прошлую поездку отец делал остановку именно под этим деревом. Помолчав, отец вдруг сказал:

— Осел памятливее человека. Человек все забывает быстро. Смотри же, все запоминай! Все помни!

После вечерней молитвы, через полчаса после захода солнца, закрывались ворота, и ключи от городских ворот хранились в руках у начальника городской стражи — миршаба. Чтобы не ночевать в поле, отец торопил осла, и они успели попасть в город, до того как закрылись ворота. Проехали по узким кривым улицам Бухары в кромешной тьме и остановились в медресе Мир-Араб, где учились брат и Сайид-Акбар.

В то время в Бухаре правил эмир Абдулахад. В тот вечер эмир пировал между мечетью и медресе Мир-Араб. На небольшой площади перед костром сидели музыканты, плясали танцоры и собирались жители города. Со всех концов поселка приносили плов эмирскому повару. Повар снимал пробу, и хозяину «котла», понравившегося повару, в знак «высшей милости» посылался плов с кухни эмира.

В тот вечер отец, Мухиддин, Сайид-Акбар и Садриддин ели плов с эмирской кухни: их плов понравился эмирскому повару. Когда отец узнал об этом, он перестал есть. Утром рано отец, расстроенный, собирался домой и Садриддину приказал собираться в дорогу:

— Пойдем, сын. Я возьму тебя назад, в деревню. Около этих эмирских блюдолизов ты научишься не благородным обычаям наших древних медресе, а только лизать котлы на эмирской кухне.

Мальчик со слезами на глазах выпросил разрешения остаться в медресе, чтоб освоиться с его обычаями и традицией, лучше подготовиться к учебе. Отец уехал один.

Келья, в которой жили Мухиддин с Акбаром, была мрачной, темной, без окон и с маленькой дверцей. Лишь под потолком была узкая щель, заделанная алебастровой решеткой.

Мухиддин готовил обед, убирал, стелил, стряхивал пыль; Сайид-Акбар лишь покрикивал на Мухиддина, что тот медленно готовит, убирается плохо, а сам Сайид-Акбар сидел над книгами и с важным видом поглядывал на обоих братьев — Мухиддина и Садриддина.

Келья принадлежала богатому мулле-ростовщику. Вместо платы за жилье ученики должны были угощать жадного хозяина. Но после «змирского плова» запасы учеников истощились, они не могли теперь угощать хозяина, и тот потребовал, чтобы они освободили келью. После долгих поисков нашли небольшое помещение в квартале Базар-ходжа. Комнату над бакалейной лавкой, так называемую «болохона» — комнату второго этажа, — сдавал бакалейщик. Она была так плоха, что уже год никто там не жил. Но делать нечего…

Собрали вещи и стали перебираться в новую квартиру. Сначала перенесли паласы, посуду, книги; во второй раз брат отнес дрова и кувшин с маслом, потом брат наполнил кувшин углем; Садриддин взял самовар, Сайид-Акбар взял несколько книг и с важным видом шествовал за ними. По дороге Мухиддин поскользнулся и упал, кувшин разбился, уголь рассыпался. Сайид-Акбар брезгливо отряхивал свой чапан и спокойно смотрел на Мухиддина. И тут случилось невероятное: добрый, терпеливый, услужливый и спокойный Мухиддин стремительно поднялся с земли и накинулся на важного, отряхивавшегося с брезгливой миной Сайид-Акбара, повалил его на землю и принялся колотить, приговаривая;

— Вот достойная плата тому, кто сам дела не делает, а, свалив все на других, важничает и заносится!

И тогда мальчик, удивленный выходкой брата, вспоминает арабскую пословицу: «Упаси нас, господи, от гнева добряка».

Сайид-Акбар убежал. Оказывается, он устроился лакеем к ахунду Бухары Орифхону. Куда бы ни пошел ахунд, Сайид-Акбар шел следом и прислуживал: счищал грязь с башмаков ахуна, нес его свертки и подарки. Трудно было совместить напыщенность Сайид-Акбара и его согласие прислуживать ахунду. Сам он объяснял это тем, что, хотя ахунд по званию с ними равный, но знаний и богатства у него побольше, вот, дескать, он и решил послужить ему…

Долго жить в комнате над бакалейной лавкой братья не могли: топить не было возможности, изо всех щелей дуло и провевало, окон не было — жизнь в ней была просто невыносима, и они, упаковав свои пожитки, отправились в деревню к отцу. Немного отдохнув, Мухиддин опять вернулся в Бухару, Садриддин же остался дома. Садриддин рассказал отцу о всех проделках и о «службе» Сайид-Акбара. Отец посмеялся и заметил:

— Я знаю людей, чье происхождение сделало их еще большими дураками, чем Сайид-Акбар.

Земля