Анатолий Чупринский - Маленькие повести о великих художниках

— Помру, что будете делать? Лентяи, бездельники…

Сыновья не отвечали. Видимо, знали монолог отца наизусть.

— Бездельники… Оболтусы, ветрогоны… А надо работать… работать… работать…

Троица поравнялась с художником, старик все талдычил:

— Надо работать… работать…

Самое поразительное, старик умудрялся каждое слово произносить все с новыми и новым интонациями. Заметив художника, старик бросил на него быстрый взгляд и неожиданно незаметно подмигнул.

Троица начала удаляться по улочке, старик гнул свое:

— Работать… работать… работать…

Карл еще долго смотрел вслед, пока они не скрылись за поворотом на следующем перекрестке.

«Какой великий артист погибает!», невольно подумалось Карлу.

Улицы Помпей во многих местах были перегорожены большими камнями. Очевидно, чтоб воспрепятствовать проезду колесниц.

Возле храма Зевса Карл остановился, как вкопанный. Будто наткнулся на невидимый столб и больно ударился головой. Сам храм был так себе. Ничего особенного. Обычное подражание Риму. Да еще с некоторой провинциальной претензией.

Карл увидел надпись…

«… До извержения Везувия осталось 942 дня! Деций!».

Вокруг Карлу уже вертелся какой-то лохматый старик. Заходил то справа, то слева, пытаясь заглянуть в глаза.

— Послушайте, старец! Где мне найти этого… Деция?

— Ты кто будешь? — подозрительно прищурился старик, осматривая Карла с ног до головы. — Приезжий?

— Все мы в этом мире проездом, — уклончиво ответил Карл.

— Деций… я и есть! — с какой-то неожиданной злобой ответил старик. И добавил. — Одолжи пару денариев.

— Насчет извержения, ты написал?

— Будешь насмехаться, получишь в глаз! — мрачно предупредил Деций. И тяжело вздохнул.

Некоторое время художник и астролог оценивающе присматривались друг к другу.

— Где-то я тебя видел, — наконец изрек Деций. И хлопнув себя по лбу, воскликнул. — Ты брат беспутного художника Кайла!

«Я и есть, Кайл!» — чуть было не брякнул Карл, но во время прикусил язык. Во-первых, его самого испугало, что он уже считает себя каким-то «Кайлом». Во-вторых, объяснять почтенному старцу, что он художник Карл Брюллов и прибыл неведомым образом совсем из другого времени, из другого мира, дело заведомо безнадежное. Тем более, Карлу и самому было не до конца все ясно.

— В гости приехал. К Кайлу. — понимающе покивал головой Деций. — Умные люди сейчас уезжают из Помпей. А ты… Брата навестить. Ему уже не поможешь. Пропил свой талант. Одаренным юношей был. Подавал надежды… Ты тоже художник?

— Разумеется. — ответил Карл. Что было абсолютной правдой.

Возле храма было довольно многолюдно. Карла и Деция постоянно кто-нибудь толкал и, не извинившись, шел дальше. Вообще, понимание вежливости и уважительности в Помпеях сильно отличались от петербургских и даже римских. Но горожане об этом явно даже не догадывались, спешили каждый по своим неотложным делам.

— Послушайте, старец! Действительно, до извержения осталось девятьсот сорок… — начал выспрашивать Карл.

— Девятьсот!? — резко перебил его Деций. — Всего сорок! Время уже можно пересчитать в минутах!

Деций удручающе помотал головой и опять глубоко вздохнул.

— А что власти? — возмутился Карл. — Почему бездействуют?

— Работают с документами, — криво усмехнулся Деций. — Любой человек у власти становится негодяем, мерзавцем, вором, лжецом, тупицей, обжорой, глупцом…

— Стало быть, никто не знает? — решительно перебил его Карл, видя, что Деций собрался перечислять все пороки человеческие.

— Почему? — искренне удивился старик. — Все знают. Но никто не верит. В самое худшее не хочется верить.

Художника и астролога вконец затолкали на площади перед храмом. В какой-то момент Деций не выдержал и даже дал пинка под зад наглому мальчишке, наступившему ему на ногу. Тот, даже не обернувшись, продолжал свой путь.

Карл и Деций, не сговариваясь, двинулись в сторону залива.

Весь день Деций, как заправский гид, водил художника по городу и, со смешанным чувством гордости и горечи, показывал достопримечательности. А таковых было немало…

Малый Форум… Главный Форум, окруженный с трех сторон колоннами… Храм Юпитера… налево — трибунал… Прямо напротив него Пантеон… Театры… храм Венеры для молодежи…

Не желая огорчать старика астролога, Карл преувеличенно восторгался и восхищался. Хотя в действительности был крайне разочарован. Вся архитектура города была излишне помпезной, порой даже нелепой в своем провинциальном желании перещеголять Рим или хотя бы сравниться с ним, встать на один уровень. Подражательность местных архитекторов раздражала.

Копия, как известно, всегда хуже оригинала.

Поздним вечером, уже на улице Изобилия в кабачке Азелины, Карл явно перебрал «помпейского» и от обилия дневных впечатлений и чудовищной усталости, уснул прямо за столом…

… очнулся Карл в своем гостиничном номере, в просторной постели, с множеством подушек и холодным компрессом на лбу. Возле кровати восседала Прекрасная Юлия с выражением глубокого беспокойства на своем красивом лице. Подле нее, на маленьком столике, стоял кувшин с холодной водой и фарфоровая чаша для смачивания повязок.

В дверях мелькала физиономия любопытной служанки.

— Господибогмой! Вы очнулись! — облегченно выдохнула Юлия.

Графиня Юлия отнюдь не была белоручкой. Еще в детстве на конюшне ухаживала за собственной пони. Потом и за взрослыми лошадьми. Чистила, запрягала, поила… Сменить холодный компресс на разгоряченном лбу любимого человека для нее было поистине подарком судьбы.

— Что с вами было, Господибогмой! — тревожно спросила Юлия. И понизив голос, прошептала. — Я так испугалась…

Сквозь пелену головной боли, Карл долго смотрел на прекрасное и бесконечно дорогое лицо отважной женщины. И молчал.

Наконец через силу проговорил:

— Я был… там!

Юлия мгновенно все поняла. Ее прекрасные темные глаза слегка округлились и, затаив дыхание, она ждала. Но Карл не произнес больше ни слова. Художник погрузился в долгий сон.

На следующее утро они сидели в уютном кафе, что расположено на улице святого Марка и по традиции пили кофе.

— Что там носят женщины? — начала допрос Юлия.

— Мужчины ходят кто в чем. В основном, в тогах. Довольно неудобное одеяние, надо сказать. Женщины, вообще… без ничего.

— Господибогмой! Совсем!? — восторженно прошептала графиня.

— Абсолютно. — подтвердил художник.

— Вы шутите? — воскликнула Юлия. И уловив в глазах Карла ей одной заметные искорки смеха, разочарованно сказала. — Шутите!