Вячеслав Бондаренко - Вяземский
…В 1830 году, работая над биографией Фонвизина, Вяземский заметит: «Изыскания родословные не нужны в биографии литератора: дарования не майорат». Дарований в сыне действительно было гораздо больше, чем в отце, но и отцовское все же явственно будет видно в Петре Андреевиче — лепка лица, нрав, взгляд, который мог быть и невыносимо тяжел, и нежен, и ироничен. Сын Андрея Ивановича, как и он сам, будет любить «спор для спора», будет приверженцем всего европейского, удостоится дружбы лучших людей своего века и вдоволь постранствует по миру. Он тоже будет брезгливо избегать «кривых дорог» и культивировать в себе «девственную щекотливость чести». Впрочем, острые углы отцовского нрава в Петре Андреевиче заметно сгладятся. Например, на целых два поколения уйдет из семьи Вяземских «военная жилка» — и возродится только в князе Петре Павловиче, который станет генерал-майором лейб-гвардии Гренадерского полка. А вот тяга к перу окажется наследственной. Петр Андреевич, герой этой книги, — поэт (и не только), сын его Павел Петрович — автор статей, исторических исследований, замечательной книги-розыгрыша «Записки Оммер де Гелль». Внук, Петр Павлович, в молодости тоже пробовал силы в жанре светской повести…
Пожалуй, лучше других характеризует натуру Андрея Ивановича — страстную, трудную и резкую — не его послужной список и даже не философские этюды, а последствия его заграничного путешествия. Разочаровавшись в военной службе, князь взял длительный отпуск и в 1782—1786 годах предпринял большой вояж по Европе с образовательной целью. 1 марта 1782 года в Петербурге он простился с друзьями, сел в карету и отправился в Финляндию… Потом были Швеция, Германия, Франция, Голландия, Испания, Португалия, Англия, Италия и Швейцария. И везде, как все просвещенные люди тех лет, Андрей Иванович посещал дворцы, библиотеки, монастыри, салоны, покупал книги для библиотеки, картины и новейшие физические приборы, вел стремительным, нетерпеливым почерком путевые заметки, представлялся знаменитостям и скромно внимал
За чашей медленной афею иль деисту,Как любопытный скиф афинскому софисту.
Во Франции тридцатилетний князь повстречал молодую замужнюю ирландку Дженни Кин (Quine), урожденную О’Тейлли, и влюбился в нее. В браке Дженни он увидал, согласно своей теории, псевдочувство — и разрушил этот брак мгновенно и жестоко… Последовала почти неправдоподобная история в духе модных тогда чувствительных повестей — русский путешественник увез пассию от мужа, добился развода и решительно собрался венчаться. Родители князя пришли в ужас — они, разумеется, прочили сыну знатную и богатую русскую невесту.
Разразился семейный скандал. Мать Андрея Ивановича назвала его поступок «преступлением против воли отцовой и материной», и сын ответил большим письмом, где по пунктам опровергал родительские претензии (невеста-де бедная иностранка, к тому же «навлекшая на себя предосуждение»). Соглашаясь с тем, что Дженни небогата, Андрей Иванович с достоинством возражал: «Я на то имею честь вам донести, что я никогда щастия своего неполагал в болшем числе денег и богатстве, а в спокойной и приятной жизни, происходящей от взаимной любви, благонравия и благоразумия»{2}. Письмо написано сдержанно и почтительно, хотя заметно, что этот тон нелегко дался автору. В финале Андрей Иванович все же не выдержал и сорвался — крайне язвительно разъяснил родителям, что ему уже 33 года, что он «не совсем дурак» и давно живет «в самом болшом свете», так что в людях разбираться немного научился…
Реакция стариков, как и следовало ждать, была бурной. Отец сообщил сыну, что в случае свадьбы он может забыть дорогу в родительский дом. Скрепя сердце Андрей Иванович отправился в отцовское поместье Удино. Но все попытки воззвать к разуму и родительским чувствам старика оказались тщетными — отец вначале угрюмо молчал, а затем разразился угрозами и бранью.
Разлад в семье невыразимо терзал Андрея Ивановича. Он понимал, что родители любят его, по-своему желают добра… Но подчиниться им — значило лишить себя счастья, обретенного с таким трудом… Душевные муки в конце концов уложили князя в постель. И тут его сторону в споре неожиданно решительно взял в общем-то далекий человек — 60-летний Александр Алексеевич Вяземский, могущественный генерал-прокурор, которого Екатерина II звала за глаза «каменный князь». В этом случае он оказался далеко не каменным — написал И.А. Вяземскому укоризненное письмо с описанием нервных припадков, которыми страдал его сын: «Все сии припадки отношу я большею частью на то огорчение кое его всеминутно страдать заставляет любя вас и зная что вам сие неприятно… Неужели же вы хотите быть его убийцем?» Ивану Андреевичу оставалось лишь неуклюже оправдываться. Хотя он и не преминул в ответ пожаловаться на своенравного сына, от которого не дождешься никакой благодарности…
Все же история эта кончилась относительно мирно. Под давлением А.А. Вяземского, его жены и многочисленных знакомых родители благословили молодых; мать Андрея Ивановича написала невестке: «Я на вас никак не сердита и сердитца не могу потому что всякий человек ищет своево благополучия то конешно вы и сделали». По всей видимости, смерть М.С. Вяземской 24 мая 1786 года никак не была связана со свадьбой, состоявшейся двумя месяцами раньше. И хотя в литературе утвердилась «романтическая» версия событий — якобы мать князя скончалась, не пережив своеволия сына и разрыва с ним, еще раз повторимся — это не так, сразу же после свадьбы М.С. Вяземская сказала: «Сын мой женился, и я его прощаю».
Во многих источниках сказано, что чуть ли не в один день с супругой скончался (якобы тоже от переживаний) и отец Андрея Ивановича. На самом же деле он дожил до весьма преклонного возраста, вполне примирившись с сыном. Во всяком случае, в Остафьевском архиве сохранилась записка о состоянии здоровья И.А. Вяземского, написанная рукой его невестки и датированная 1790 годом. Почти одновременно отец и сын получили от Павла I чин действительного тайного советника — Андрей Иванович 28 октября 1798 года, а 76-летний к тому времени Иван Андреевич — 6 ноября.
Итак, странноватая на первый взгляд пара — русский князь-рюрикович и ирландка… Родители А.И. Вяземского почему-то были убеждены в том, что Дженни — не дворянка. Как бы удивились они, если бы могли заглянуть в родословную роспись нежеланной невесты сына — роспись эта была доведена до самого Адама!.. Дженни происходила из очень знатного рода — одного из самых обширных ирландских кланов О'Рейлли (по-английски фамилия пишется O'Reilly, а по-ирландски — O'Raghailligh), выходцев из древнего графства Бреффни (Breffny, по-ирландски Breifne). Основатель этой фамилии Рэгхэллах, в 105-м колене потомок Адама, погиб в битве при Клонтарфе еще в 1014 году… Род славился своим богатством, и до сих пор в Ирландии есть поговорка: «Жить, как О'Рейлли». Древний герб (два золотых льва, темно-зеленый щит, рыцарский шлем, корона) сопровождался девизом «Fortitudine et prudential»[4].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});