Виктория Балашова - Шекспир

— Отец! Что ты такое говоришь!

— Правду! И чего ты его защищаешь? Вы вчера чудесно помирились в постели?

— Отец!

— Что ты заладила: отец. Ты и забеременела тогда, потому что соображаешь не головой, а тем, что находится гораздо ниже, — Хатауэй вздохнул, — мое дело — тебя предупредить. Театр в городе. Уильям тоже. Постарайся сделать так, чтобы они не пересеклись, — послышался звук отодвигаемого стула, — я пошел. Анна, не делай глупостей. Не отпускай его в Лондон, что бы он там тебе ни плел. Впрочем, решать тебе…

Дверь за Ричардом Хатауэйем закрылась. Уильям побаивался тестя, обладавшего крутым и жестким характером. Побаивался его не он один: весь город знал, как скор Ричард на расправу. Возраст брал, конечно, свое. Но сил в старике оставалось еще ого-го сколько! А если учесть, что на его стороне был старший сын, вызывавший на дуэль чуть не каждого, кто ему попадался под руку, то картина складывалась неутешительная.

— Вчера я сглупил, — пробормотал Уил, — на старой телеге посреди бела дня отсюда не сбежишь. Значит, приезжает труппа? Спасибо за информацию, — он посмотрел на неразобранный мешок, валявшийся со вчерашнего дня возле кровати, — может, дружище, мы с тобой еще прокатимся до Лондона.

Внизу Анна накрывала завтрак. Дети шумно сбежали по ступенькам. Уильям положил исписанные ночью листки в мешок и тоже пошел на кухню.

— Доброе утро, Уил, — поприветствовала его жена, — как спал?

— Отлично, — соврал Уильям, — спасибо.

— Говорят, сегодня будет спектакль, — проговорила Лина чуть слышно, — ты хочешь пойти?

— Зачем? — безразлично произнес он. — Только хуже будет на душе. Я остаюсь здесь, театр мне больше не грозит.

— Не говори так, — Анна выглядела совсем расстроенной, — если для тебя это так важно, то поезжай и Лондон.

— Приходил твой отец. Я слышал его голос. Он тебе посоветовал отпустить меня? — ехидно спросил Уильям.

— Нет. Он советовал тебя не отпускать ни на сегодняшнее представление, ни в Лондон.

— Почему ты тогда говоришь, чтобы я ехал? Чтобы за мной вдогонку опять отправить великолепную пятерку местных всадников? — он подмигнул Анне. — А? Тебе понравилось возвращать меня домой таким способом?

— Не смейся надо мной, пожалуйста. Ты же сбежал, не предупредив меня. Я не понимала, что произошло. Поэтому попросила их, тебя догнать. Мне было так плохо, Уил! Я вдруг представила, что никогда больше не увижу тебя. Это было ужасно! В смятении я побежала к отцу и рассказала, что произошло. Мое сердце рвалось на части. Пойми, моя жизнь без тебя пуста и никчемна. Она теряет смысл.

— Почему же ты отпускаешь меня сейчас? — Уильям повторил свой вопрос. — Ты за ночь разлюбила? Нашла какой-то смысл в жизни и без меня?

— Нет, не разлюбила и не нашла, — Анна вздохнула, — но, если ты так хочешь уехать, ты все равно уедешь. Или будешь сидеть здесь, и проклинать меня. Поезжай. Я буду ждать тебя. Не забывай об этом. Путь обратно для тебя всегда открыт.

— Спасибо, — Уильяму вдруг стало стыдно перед женой, которую он вот так запросто был готов бросить, — спасибо, Анна. Ты лучшая из женщин.

— Я самая глупая из женщин. Отец прав, — Анна отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы.

— Не плачь. Я устроюсь в Лондоне и перевезу вас к себе. Дай только время, — Уильям вспомнил о Хатауэйе, — а как же твой отец? Он снова кинется в погоню, когда узнает о моем отъезде.

— Поезжай сегодня вечером. Тебе нужно взять лошадь. На телегах далеко не уедешь. Ночью ехать, конечно, опаснее, но так ты успеешь преодолеть большее расстояние. Если они выедут завтра утром, то уже тебя не смогут догнать.

— Пожалуй, я не пойду на сегодняшний спектакль, — решил Уил, — зачем привлекать к себе внимание?

— А куда ты пойдешь в Лондоне? У тебя же там нет знакомых, — Анна обеспокоенно посмотрела на мужа.

— Труппа, к которой я хотел присоединиться, оставила мне адрес. Пойду сначала к ним. Если им все еще нужен будет актер, то останусь играть там.

— Ты помнишь Филда? — спросила Анна.

— Конечно, он отсюда сбежал пару лет назад, — Уильям улыбнулся.

— Я попробую узнать у его матери, где он живет в Лондоне. Вроде он неплохо устроился и работает в типографии. Ты сможешь первое время пожить у него…

Вечером Уильям снова выехал из Стрэтфорда. На этот раз на лошади и с благословения жены. За ним никто, но гнался, и ехать было гораздо удобнее, чем в телеге. По почему-то настроение у него было не таким приподнятым, как вчера. А огромный темный лес, кишащий разбойниками, пугал теперь гораздо больше, чем преследовавшие его накануне родственники.

Лондон встретил его проливным дождем. И въехал он в столицу вовсе не героем, гордо и прямо сидящим в седле со шпагой наперевес. Напротив, Уильям представлял собой куда более жалкое зрелище, чем даже спешащие на ярмарку крестьяне. И лошадь, и вещи, которые он вез с собой, конечно же, у него отняли по дороге. И добираться пришлось все же на телегах, а где и пешком. Его одежда потрепалась, выгорев под солнцем, промокая под дождем, да и просто цепляясь за ветки и кусты на узких тропинках, по которым ему порой приходилось идти.

В мешке осталась лишь бумага — разбойники, орудующие на дорогах Англии, видимо, не смогли оценить талант Шекспира и не стали забирать помятые листки, испещренные его мелким почерком. Также при нем остались две бумажки с лондонскими адресами. На одной был написан адрес театра Розы, которым владел некий Филипп Хенсло, на второй — адрес Ричарда Филда, земляка Уильяма, ныне владельца небольшой типографии близ собора Святого Павла.

К Филду и решил направиться Уил вначале. Он спрыгнул с телеги, которая везла его на последнем отрезке пути до столицы, поблагодарил крестьянина и побрел по узким, грязным улочкам вперед. Пахло отвратительно, кругом растекались огромные лужи, в которых то и дело встречались отбросы, выбрасываемые нерадивыми слугами прямо на улицу под ноги прохожим.

Один из горожан указал путь к собору.

— Дойдешь до Святого Павла, — объяснил он, а там уж спросишь, как найти типографию своего друга. И поторопись, скоро стемнеет, и на улицах Лондона станет небезопасно.

Уильям тяжело вздохнул. Промокшая одежда и пустой желудок сами по себе не настраивали на веселый лад. А уж то, что в столице, как в том лесу, тоже, оказывается, небезопасно, не придавало Уильяму большего оптимизма.

Иногда откуда-то из темноты к Уильяму протягивалась рука попрошайки, иногда слышался неприятный смех пьяницы, иногда где-то у ног неожиданно начинал копошиться очередной бездомный. Так ли он представлял себе столицу — предел его ночных мечтаний? Пожалуй что, нет. Но Уил продолжал устало идти в сторону собора.