Альгирдас Шоцикас - Четвертый раунд

Конечно, говоря о физической силе, я отнюдь нисколько не собираюсь умалять ее роль и значение. Сила и мужественность — вещи взаимосвязанные. Одно служит опорой другому, и наоборот. Но — только до известного предела.

За ним одной физической храбрости и атлетического сложения, разумеется, недостаточно. А мужчина должен быть уверен в себе всегда. В любых условиях и при любых обстоятельствах. Во всяком случае, такой мужчина, каким мне хотелось стать. И бокс, как я надеялся, мог оказаться одним из способов воспитать в себе подобный характер.

Но тот бокс, что я увидел на городском стадионе, не годился для этого. Другого же я тогда не знал. Хотя встреча с ним, та встреча, которой предстояло надолго, если не навсегда, определить мою судьбу, была уже не за горами.

В 1946 году — к тому времени я успел закончить ремесленное училище и работал на судоремонтном заводе — меня включили в состав спортивной делегации, которой надлежало представлять Литовскую республику на Всесоюзном параде физкультурников в Москве.

Собственно, право мое на поездку в Москву выглядело весьма проблематично. Выглядел я в свои восемнадцать лет вроде бы и в самом деле неплохо. Вес мой уже тогда перевалил за восемьдесят килограммов, а жиру действительно не было ни капли. Но и только. В остальном к спорту я не имел ровно никакого отношения. Одним словом, выбор пал на меня совершенно случайно.

Но так или иначе на парад я попал, а все дальнейшее случилось уже как бы само собой.

Началось с того, что в числе участников делегации оказался известный литовский боксер, неоднократный чемпион республики в тяжелом весе Антанас Заборас. Видимо, я ему тоже чем-то приглянулся. Не раз я ловил на себе его внимательный, испытующий взгляд. Однако, как вскоре выяснилось, Забораса привлекала отнюдь не пресловутая «спортивность» моей фигуры.

— Баскет? — спросил он как-то, когда мы остались в номере гостиницы одни. — Угадал?

Смутившись чего-то, я отрицательно мотнул головой.

— Тогда волейбол, — сказал он уже без вопросительной интонации в голосе, уверенный, что дважды на этот счет не может ошибиться.

Я окончательно смутился и промолчал.

— Значит, просто рослый парень с широкими плечами? — рассмеялся внезапно Заборас. Он, видимо, успел сообразить, в чем дело. — Ничего, бывает… И незачем краснеть: я не контролер, ты не заяц.

— А чего мне краснеть? — разозлился я. — Сказали, поезжай, я и поехал.

— Правильно! Не один ты тут такой. Времена такие. Со спортом после войны заминка. — Заборас помолчал и переменил тему: — А как насчет бокса? Никогда не пробовал?

— А зачем? — откликнулся я. — Видел у себя в Каунасе. Драться я и без бокса умею.

— Неужели? — в глазах моего собеседника промелькнули насмешливые огоньки. — Ну ладно, договорим потом. А теперь пошли!

На московском стадионе «Динамо», куда меня привел Заборас, шли в тот день финальные бои на первенство страны по боксу. Едва только мы заняли свои места, едва я взглянул на ринг, как все окружающее перестало для меня существовать.

Это не шло ни в какое сравнение с тем, что я видел в Каунасе. Это был настоящий бокс.

Дракой тут и не пахло. То, что происходило на ринге, поражало своим суровым лаконизмом, беспощадной обнаженностью самого существа поединка. Не боя, не схватки — именно поединка. Осмысленного, бесстрастного, отрешенного от эмоций. Достаточно было взгляда, чтобы ощутить напряженный драматизм быстро меняющихся ситуаций. Ни одна из них не возникала случайно, за каждой угадывалась жесткая логика боя. Любое, самое незначительное на вид движение было продумано, таило в себе расчетливый смысл и скрытую до поры до времени силу, которыми ни на миг нельзя пренебречь, если хочешь избежать катастрофы.

Особенно привлекал внимание тот из противников, что был ниже ростом. Приземистый, с мощным торсом и покатыми, налитыми чудовищной силой плечами, он, казалось, совершенно не заботился о защите. Левая рука, немного вынесенная вперед, опущена очень низко, ниже резинки коротких черных трусов; правая согнута в предплечье на уровне груди, а голова — круглая, наголо выбритая, со слегка оттопыренными ушами — откровенно открыта, будто боксер задался нелепой целью подставить ее под удары соперника. Но тот почему-то не спешил с этим, явно чего-то остерегаясь. Его левая, наоборот, была выставлена далеко вперед, словно он только что нанес прямой в голову и не успел вернуться в исходное положение, а правая рука, поднятая почти до уровня глаз, надежно прикрывала подбородок.

— Навасардов. Андро Навасардов. Грузия, — сказал, кивнув в его сторону, Заборас. — Сейчас будет атаковать!

Мне показалось, что Заборас сказал это просто так, для красного словца: уж очень неподходящим для атаки было положение, в котором находился грузинский боксер. Но я ошибся. Навасардов внезапно пригнулся, быстро скользнул вперед и дважды ударил справа по корпусу. И сразу же — левой в голову. Его противник отозвался только на последний удар, подставив под перчатку плечо и чуть отклонив туловище назад; два первых были не в счет — финты, — подсказал Заборас. Навасардов снова ударил правой — теперь это был уже не ложный выпад, а настоящий удар, — и отлетел к канатам. Его противник остался посреди ринга один.

— Встречным двинул! — хрипло сказал Заборас. — Страшное дело эти его встречные правой…

— А кто это? — растерянно спросил я, все еще ошеломленный молниеносностью случившегося. — Этот… бритый?

— Неужели не знаешь? — изумился Заборас. — Это же Королев. Николай Королев! Не дай бог попасть под его молотилку…

Навасардов все же устоял на ногах. А через несколько секунд прозвучал гонг: раунд кончился. И только тут я осознал, как все произошло. В памяти до мельчайшей подробности повторилась целиком вся картина. Я вновь увидел мощный свинг Навасардова, нацеленный в открытый подбородок противника, увидел, как тот, вместо того чтобы защититься перчаткой или отступить назад, чуть заметно сместился в сторону и, мгновенно изменив положение ног, развернулся навстречу в стремительном коротком хуке. Кулак боксера из Грузии еще описывал свою убийственную кривую, но смысла в этом уже никакого не было: удар противника оказался быстрее и первым достал цель.

— Как обухом, — сказал я, подводя итог своим впечатлениям.

— Хуже, — отозвался Заборас. — Обух хоть замаха требует.

— Замаха… — повторил я, вновь восстанавливая в памяти удар Королева: ему замаха не понадобилось. — А ты с ним на ринге встречался?

— Пока не доводилось, — усмехнулся Заборас. — А тебя, я вижу, зацепило? Ну что ж, давай! За тем я тебя сюда и привел. Думаю, дело пойдет.