Борис Рудаков - Камера смертника

– Есть хочу, – подвел я итог своим размышлениям.

– А чего сидим? – резонно поинтересовалась Ирка и решительно закрыла журнал. – Натуль! Пошли папу кормить!

Натка обернулась, прервавшись на полуслове. Посмотрела на нас, потом на своих подружек и снова на нас. По ее рожице было видно, что она решает – покапризничать или послушно пойти домой. Здравый смысл подсказал ей, что капризы – только неприятная отсрочка, а родители все равно заставят идти. Молча отряхнув ладошки, Натка вылезла из песочницы и затрусила к нам. Рассудительная девочка!

Подхватив дочь на руки, я зарычал и объявил, что так голоден, что съем ребенка. Натка закатилась звонким смехом и стала выкручиваться, когда я попытался укусить ее за животик.

– Лыба – не еда, лыба – длуг! – заверещала дочь на весь двор. Эта фраза из американского мультфильма про маленькую рыбку Немо ей очень нравилась.

Возле бюро пропусков я был уже в половине девятого утра. Придется опять бродить и курить, но к генералу с опозданием не являются. Поэтому я и вышел из дома с приличным запасом времени. С сомнением посмотрев на табличку, где были указаны дни и часы приема, я решил, что не зря меня пригласили именно в субботу и именно к девяти утра. Может, у них тут какой-нибудь дежурный есть, который меня пригласит, потому что генерал Коновалов предупредил его о моем приходе…

Я пару раз прогулялся ленивым шагом вдоль фасада здания, несколько раз прочитал все таблички, успел подумать о том, что название ведомства, на мой взгляд, очень неточно выражает род деятельности. «Федеральная служба исполнения наказаний». Потом я решил, что просто придираюсь и неточность касается последнего слова. Чьих наказаний, от чьего имени? Потом я выкурил вторую сигарету и пришел к выводу, что если стремиться к тому, чтобы название точно выражало суть деятельности ведомства, тогда название будет очень длинным. И придется прибегать к имени собственному. Например, Федеральная служба исполнения наказания, вынесенного по приговору суда гражданам… и т. п. «Заря».

Получалось смешно. Хотя с юмором, правда специфическим, в этой конторе было все в порядке. Мне как-то рассказывали, что на визитке у одного начальника исправительной колонии значился девиз на рыцарском щите (или слоган на рекламном проспекте): «Кто не с нами, тот у нас!». По крайней мере, жизненная позиция ясна.

В девять ноль-ноль я заволновался, потому что никаких позывов к тому, что дверь бюро пропусков вот-вот откроется, не было. В пять минут десятого я не находил себе места, а еще через пять минут был в панике. Меня готов был принять генерал, мне было велено подойти к девяти часам к бюро пропусков! И что обо мне подумают? Или кто-то в чем-то ошибся? Что-то было не так, и я, решив прибегнуть к активным действиям, ринулся к главному подъезду.

Обширный холл встретил меня могильной тишиной, и только за турникетом скучали двое в форме: старший лейтенант и прапорщик.

– Ребята, доброе утро! – по-свойски подкатился я к дежурным. – Меня ждет генерал Коновалов, но, видимо, тот, кто договаривался о встрече, что-то напутал. Мне сказали, чтобы я подошел к бюро пропусков, но оно сегодня, наверное, не работает…

Моя природная страсть во всем досконально разбираться, все дотошно выяснять и все обстоятельно рассказывать не были оценены по достоинству. Меня молча перебили многозначительным указующим жестом. Я оглянулся и увидел у дальней стены два телефона на полочках, а над телефонами – список кабинетов и фамилии. Да, ребята тут неразговорчивые.

Побегав глазами по рядам с надписями, я нашел номер кабинета, нужную фамилию и должность заместителя начальника одного из управлений. Набрав номер, я долго слушал длинные гудки. Потом положил трубку и, выждав некоторое время, снова набрал номер. Никто мне не отвечал. Пришлось опять идти к турникету и объяснять ситуацию. Прапорщик пожал плечами и посоветовал набрать номер приемной. На мой взгляд, звонок в приемную первого лица ведомства – поступок дикий, но что я знаю о специфике этой организации? И я набрал номер.

Ответил мужчина тоном скучающего человека, и я, уже стараясь быть более лаконичным, объяснил, что мне назначена встреча с генералом Коноваловым. Мне ответили, что Коновалов на совещании, и предложили перезвонить ему в кабинет после десяти…

Прапорщик записал данные моего паспорта в большой журнал, вернул документ и показал в сторону лифтов. То, что генерал никак не отреагировал на мою попытку объяснить, почему я не оказался в его кабинете ровно в девять часов, мне было непонятно. Он просто велел передать, чтобы на турникете взяли трубку, и приказал меня пропустить.

Когда я вошел в большой кабинет с добротной отделкой, то машинально глянул на настенные часы. Было без двадцати одиннадцать. Маленький, упитанный мужчина в генеральской форме расхаживал из угла в угол с чашкой чая в руках и разговаривал по мобильнику. Я заговорил, как только маленький генерал сложил свой телефон и посмотрел в мою сторону.

– Еще раз приношу свои извинения, – начал я от самой двери с сожалением в голосе, – но мне сказали подойти к бюро пропусков к девяти часам…

– Сегодня суббота, – посмотрел на меня генерал как на идиота, – бюро пропусков не работает. Проходите.

Голос у генерала был приятного тембра, только он зачем-то старательно пытался говорить ниже своего природного регистра. Для важности, что ли?

– Так что вы хотели? – спросил генерал, усаживаясь в кресло за рабочим столом и не предлагая мне чая.

Я это отметил и чуть не ответил хохмой, что, мол, почему хотели, я и сейчас хочу. Но в чужой монастырь со своим представлением о юморе не ходят.

– Главный редактор нашего издания Андрей Владимирович Ревенко велел зайти к вам за разрешением на посещение нескольких колоний, где отбывают наказание осужденные пожизненно. Он с вами договаривался.

– Вот вы даете! – то ли восхитился, то ли возмутился генерал. – Писать больше не о чем? Там же особый режим.

Я понял, что чиновнику, даже если он и носит военную форму, нужно обязательно показать свою значимость, показать, что вы от него зависите, показать, что он вам делает такое одолжение, что вы теперь век его должники. А то и дольше. Ведь с ним же договаривались, значит, был согласен на поездку журналиста по этим колониям. К чему эти предисловия?

– Ты в армии служил? – перешел вдруг генерал на «ты».

– Служил.

– В каких войсках? Не во внутренних?

– Нет, – усмехнулся я тому, что генерал, на мой взгляд, слишком однобоко ищет родственные понятия. – Я на флоте служил.

– Так вот, морячок, у меня там режим похлеще, чем у вас на ваших военно-морских базах. Понимать надо, кто там сидит!