Уинстон Черчилль - От Лондона до Ледисмита

После Чивели необходимо было двигаться с большими предосторожностями. Скорость была уменьшена. Железнодорожные чиновники обследовали путь, и часто, прежде чем переехать мост или дренажную трубу, мы выбирались из вагонов и обследовали их. Время от времени поезд останавливался, и офицеры обозревали местность в бинокли и подзорные трубы. Но вокруг было пусто, дорога цела, и мы продолжали медленно продвигаться вперед. Наконец показался Коленсо — сотня домиков из оцинкованного железа у подножия возвышающихся с севера холмов. Мы внимательно его осмотрели. На насыпи за поселком угадывался контур форта из мешков с песком, построенного флотской бригадой, с торчащим флагштоком без флага. Судя по всему, место было покинуто.

Мы принялись обсуждать ситуацию. Возможно, буры устроили засаду в ожидании бронепоезда; возможно, они пристреляли пушку по какому-нибудь телеграфному столбу и откроют огонь, когда поезд с ним поравняется; а может быть, они уже разбирают путь позади нас. Почтительно приблизились несколько кафров и поприветствовали нас. Наталийский доброволец, один из велосипедистов, вышел вперед, чтобы опросить их. Он задавал вопросы и переводил нам ответы. Кафры сказали, что голландцы определенно находятся где-то рядом. Их видели сегодня утром. Как много их было? Последовал неопределенный ответ: двенадцать, семнадцать или тысяча… у них также была пушка или пять пушек. Они установили их в старом форте, или на станции, на платформе или, может быть, на холме за городом. Днем они обстреливали Коленсо. «Но зачем они обстреливали Коленсо? Чтобы пристреляться по телеграфному столбу?» — спросили мы. «Достаточно одного снаряда, чтобы вывести из строя паровоз, — сказал капитан, который нами командовал, и добавил, — правда, сперва надо в него попасть». Ладно, подойдём поближе. [349]

Трижды прозвенел электрический звонок, и мы поползли вперед. Остановились, осмотрелись, снова вперед, снова остановились и осмотрелись. Так, ярд за ярдом, мы подошли к Коленсо. Наконец поезд остановился в полумиле от поселка. Офицер, взяв с собой сержанта, направился туда пешком. Я последовал за ними. Вскоре мы дошли до траншей, сделанных британскими войсками прежде, чем они покинули город. Офицер посетовал, что место оставлено зря — неделя была потрачена, чтобы выкопать эти траншеи. Коленсо лежал перед нами в двухстах ярдах — тихая покинутая деревня. Улицы завалены имуществом жителей. Два или три дома сожжены. Дохлая лошадь с вздувшимся животом валялась на дороге, задрав ноги. Поселок, очевидно, был захвачен и разграблен бурами и кафрами. Несколько туземцев слонялись без дела на дальнем конце улицы. Один, обеспокоенный появлением поезда, размахивал белым мешком, привязанным к палке. Но голландцев не было видно. Мы вернулись к железнодорожной линии и вышли на нее в том месте, где путь был перерезан. Два рельса были подняты и вместе с прикрепленными к ним шпалами сброшены с насыпи. Порванные телеграфные провода валялись на земле. Несколько столбов покосились. Но мост через Тугелу не был поврежден, а железнодорожный путь можно было легко восстановить. Буры понимают, какие преимущества дает железная дорога. В настоящее время на своих поездах с надписью «в Дурбан» они доставляют припасы из Претории в расположение своих войск в шести милях от Ледисмита. Буры намереваются использовать железную дорогу при дальнейшем наступлении, и их уверенность в исходе дела выражается в том, что они стараются избегать серьезных повреждений железнодорожных путей. Мы узнали все, что следовало узнать, — путь перерезан, поселок брошен, а мост цел — и поспешили к поезду. Паровоз дал задний ход, и мы на полной скорости стали удаляться от гряды холмов за Коленсо.

Эсткорт, 10 ноября 1899 г.

Когда я проснулся вчера утром, в воздухе разносился странный гул — вибрация, которую трудно даже назвать звуком, но тем не менее она сильно давила на уши. Я вышел из палатки, чтобы прислушаться. Только что рассвело, воздух был спокойным и [350] чистым. Легкий ветерок дул с севера, со стороны Ледисмита, и я понял, что он доносит до Эсткорта отдаленную канонаду.

Немного позднее мы выехали, чтобы подобраться поближе к источнику звука. Все силы были брошены на рекогносцировку в направлении Коленсо. Проскакав через красивые покрытые травой холмы к северу от города, я вскоре добрался до места, откуда можно было видеть колонну. Сперва показался один велосипедист, наталийский доброволец, неторопливо ехавший, забросив за спину ружье, затем еще двое, затем около двадцати. За ними, на расстоянии примерно четверти мили, следовала кавалерия — эскадрон Императорских легких кавалеристов, шестьдесят наталийских карабинеров, отряд конной пехоты и около сорока наталийских конных полицейских. Это все кавалерийские силы Наталя, остальные заперты в Ледисмите, и для защиты колонии от армии противника, где большинство составляет кавалерия, едва ли наберется три сотни всадников. Следом шла пехота — Дублинские фузилеры, доблестный полк, отличившийся при Гленко, и пограничный полк, которому еще только предстояло завоевать свои шпоры. Батарея добровольцев была зажата между двумя британскими батальонами, в арьергарде двигались добровольцы из Дурбана. Силы, которые прошли передо мной, как на смотре, казались удручающе незначительными, и впечатление усиливалось сознанием того, что все теперь зависело от них.

Высокий холм с плоским верхом, расположенный к северо-западу, обещал хороший обзор и место поближе к Ледисмиту, откуда можно слушать канонаду. В сопровождении двух спутников я направился к холму и через час мы стояли на его вершине. Местность расстилалась перед нами, как на карте. Правда, Эсткорт был скрыт окружавшими его холмами, но Коленсо мы ясно видели. Далеко на востоке могучей стеной поднимался темный зазубренный хребет Дракенсберг. Но мы направляли свои бинокли не на эти красоты. Справа от Коленсо холмы ниже и реже, и страна, лежащая за ними, хотя и подернутая дымкой, была открыта взору. Сперва шел участок низких каменистых холмов, разбросанных в странном беспорядке и спускающихся с другой стороны в низину. Над этой широкой впадиной, подобно пару над кипящим котлом, поднимались тучи дыма от горящей травы и других источников огня. На дне ее, невидимый даже с нашей возвышенности, располагался город и военный лагерь Ледисмит. [351]

Пока мы все это рассматривали, к нам присоединился владелец соседней фермы, высокий рыжебородый человек, серьезный и рассудительный.

— «У них был тяжелый бой этим утром. — сказал он. — С того самого понедельника (Черного Понедельника этой войны) не было такой стрельбы. Но на этом они сегодня, похоже, закончили». Поглощенные этой далекой драмой, тем более завораживающей, что значение и исход ее были неясны и загадочны, мы стояли, выделяясь на фоне неба, и тут наш разговор был неожиданно прерван. Сзади, из-за гребня холма, вынырнули двое всадников. В сотне ярдах слева трое или четверо спешились среди скал. Еще трое появились с другой стороны. Мы были окружены, правда, не бурами, а наталийскими карабинерами.